На грани жизни и смерти

Шла зарядка аккумуляторной батареи. На ходовом мостике были только вахтенные, тревожно всматривающиеся в горизонт. В любой момент мог появиться враг…

Вахта на мостике не слышала, как в лодке зазвучал сигнал боевой тревоги — сигнал, который обычно дается только по приказанию вахтенного офицера, и тогда лодка быстро уходит под воду. Лишь секундами исчисляется время, в течение которого она переходит из полного надводного положения в подводное. По этому сигналу вахта в отсеках немедленно открывает кингстоны и клапаны вентиляции цистерн главного балласта.

Тюренков находился в центральном отсеке и, сидя на корточках, так, чтобы не мешала качка, производил вычисления в дифферентовочном журнале. Он подсчитывал количество и распределение по всей длине подводной лодки воды, которую следует дополнительно принять из-за борта в счет израсходованных запасов за прошлые сутки, как вдруг послышался сигнал тревоги. Тюренков бросился к пульту управления погружением. Он не слышал равномерного шума работающего дизеля, не ощущал качки и даже боли в предплечье правой руки, которой нечаянно ударился об острый угол массивного корпуса одного из клапанов. Одним прыжком старшина оказался у воздушной колонки, но прежде чем начать действовать, глянул наверх. Ему нужно было убедиться, что вахтенный офицер уже задраивает люк. Сейчас должна была послышаться его команда: глубина погружения и курс…

Мгновенное удивление у старшины сменилось ужасом, мелкая неприятная дрожь пробежала по спине. Люк открыт! Вахтенный офицер как ни в чем не бывало спокойно стоит на мостике и отряхивает с себя воду. Секунда — и Тюренков овладел собой. Переборки задраены, он не видит, что делается в соседних отсеках, но хорошо знает, что сейчас начнут открывать кингстоны и, если он промедлит и не помешает этому, лодка уйдет под воду с открытым люком… Несколько сильных движений рычагами на пульте спасают положение. Тюренков успел дать воздух противодавления в магистрали системы открывания кингстонов и клапанов вентиляции главного балласта.

Когда на сигнальной панели зажглись два ряда лампочек, он облегченно вздохнул и вслух сказал: «Успел!»

В переговорную трубку, что идет от всех отсеков в центральный пост, послышался разноголосый шум. Вахта в отсеках, отсчитав время после сигнала тревоги, в течение которого должна сработать автоматика, попытавшись заполнить цистерны вручную, тревожно докладывала о том, что кингстоны и клапаны вентиляции не открываются…

Поднявшись на мостик для доклада о происшествии вахтенному офицеру, Тюренков обратил внимание на черную грушу сигнального звонка, которая висела под подволоком рубки. Старшина взял «грушу» в руки. Она была мокрая. Все ясно! Вода замкнула контакты сигнальной цепи, и без ведома вахтенного офицера в лодке прозвучал сигнал боевой тревоги.

Во время ужина, когда лодка находилась уже в подводном положении, шло оживленное обсуждение этого события. Все отчетливо представляли себе трагическую картину, которой они избежали благодаря находчивости Тюренкова.

Добрая слава о старшине группы трюмных Тюренкове в соединении подводных лодок шла и потом, в течение всей войны.

Просто ли воевать на море

Прошло совсем немного времени — и вот мы снова уходим в очередной поход. Погода стоит ветреная, ненастная. Через каждые пять — десять минут налетают снежные шквалы. От мелких колючих снежинок лицо жжет, как от горячего компресса после бритья.

До отхода остается несколько минут. Я стою на пирсе в ожидании доклада помощника о готовности корабля к походу.

Наконец Щекин появляется на мостике.

— Корабль к походу готов! — докладывает он.

По установившейся традиции прощаемся с командиром соединения, с товарищами, которые пришли нас провожать. И хотя еще темно и снежный шквал продолжается, мы, не теряя времени, отходим от пирса. Перед нами открываются знакомые огни выходного створа.

В эти минуты, пока еще видны тесно прижавшиеся друг к другу домики береговой базы и корабли, стоящие на рейде, снова и снова переживаешь тяжелое чувство разлуки, которое испытывает каждый человек, покидающий близкие сердцу места.

Правда, это было уже не то чувство, с которым мы отправлялись в первый боевой поход, когда впереди была та же неизвестность, а мы были не очень уверены в себе и от этого к боли расставания с родным домом примешивалась еще какая-то смутная тревога. Сейчас такой тревоги уже нет, сейчас, наоборот, уверенность в своих силах и ясное понимание предстоящих трудностей и опасностей, которыми обычно бывает заполнена жизнь подводников с той минуты, как они покидают гавань. Но очень грустно становится всякий раз, когда родные берега скрываются за горизонтом.