В штате Мэн живут одни мужики:молодые фермеры средней руки,они разводят коров, чтоб любить лошадей и коз,они цельные, как целлюлит,они бухие, как варикоз.Был и я там и ядом кормил стрекоз,по стрекозьим усам текло, да в рот не попало,ибо средняя рука растет между роз,между ног, между строк,где Тарковскому мало и мало.Как прекрасны эти стихи без одной строки,чтоб поднять тебя и нести к роддому —у меня не хватает средней руки,я лизал мону лизу, мой член прикипел к кондому,дорогие мои старики.А напротив, в заснеженном штате Вумэн,жил один колобок-скопец, отец-иегумен,что с погодой: всё метель да поземки,и вокруг – амазонки средней ноги,колченогие, брат, амазонки.У меня икота, размером с иконную раму,амазонки жгут на оконном кресте Обаму,белый ветер воет, набычив выи,и у наших средних детей глаза —бирюзовые, грозовые.
Ангела
О, мы гастрабайтеры великой страны,четвертый Рейх поднимает голову,о, госпожа Меркель, не бей нас плетью,не ходи в бикини из черной кожи.О, я вчера выносил зловонную уткуиз-под бывшего лейтенанта СС,ему 999 лет и 666 дней,золотые зубы евреев – перстень его.Поздним вечером, жирным, как чернозем,вывезенный нацистами из Житомира,бывший лейтенант СС и будущий —играет со мной в свастики-нолики..И мы, напившись, поем вместе:«О, госпожа Меркель, не бей нас плетью,не доминируй над нами, ведь нам нужнаодна на всех победа, мы за ценой не постоим…»
«Пушкин вырвал мой раздвоенный язык…»
Пушкин вырвал мой раздвоенный язык,посолил его и съел на посошок,я с рождения к молчанию привык,у меня таких молчаний вещмешок.В черной комнате усталый человек —афроукр, только – белый изнутри,сколько в нем сожгут моих библиотек,сколько пауз в нем заполнят пустыри.Я скрываюсь, словно бог и паразит,прячусь в радиодеталях и хвощах,говорят, что мне бессмертье не грозит,и о прочих, риторических, вещах.Злую рукопись в камине растоплю,вместо спама – разошлю благую весть,что ж ты плачешь, милый, я тебя люблю,хорошо, что ты такой у бога есть.