На край любви за 80 дней

Между так называемым аэропортом и краем огромного поселения тянется длинная изгородь с колючей проволокой. Проследив взглядом вдоль изгороди, я вижу, что первый грузовик останавливается перед небольшой хижиной. Оттуда выходит человек, наклоняется и открывает ворота. Автомобили приходят в движение и устремляются в нашу сторону. Первый грузовик оснащен открытой платформой с натянутым по периметру брезентом. На крыше у второго стоит пулемет. У меня пересыхает во рту. Я вцепляюсь Доминику в рукав.

– Это оружие?

Он сжимает мою руку и поворачивается к Антраксу. В ответ на наши недоуменные взгляды швейцарец пожимает плечами.

– Официально война окончена, но существуют проблемы с местными бандитами и контрабандистами, которые отбирают у мирных жителей снабжение, – говорит он таким непринужденным тоном, точно комментирует проходной футбольный матч. – Вот и приходится прикладывать столько усилий, чтобы доставить продовольствие нуждающимся.

Не успеваю я ответить, как подъезжает грузовик. Антракс машет рукой выпрыгнувшим из кабины мужчинам и напряженно улыбается.

– Чем скорее мы разгрузим снабжение, тем скорее отсюда уберемся.

Мы с Домиником молча поворачиваемся и идем к аппарели. Во время работы я узнаю, что большинство волонтеров на грузовиках – местные жители, сотрудники разных неправительственных организаций. Этот лагерь стоит на одном из самых опасных миграционных путей в мире. Люди бегут от войны и голода из Восточной Африки в Ливию, надеясь пересечь Средиземное море и найти убежище в Европе.

– У этих несчастных, потерявших кров из-за войны, совсем ничего нет, – говорит Антракс.

Мы вытаскиваем из вертолета последние ящики с грузом.

– Они нуждаются буквально во всем – и мы делаем, что можем.

Когда мы заканчиваем грузить снабжение в машины, перед охраняемыми воротами аэропорта уже стоит длинная очередь.

– Сколько детей, – говорю я пилоту, который лишь хмуро кивает.

Он подает знак последнему волонтеру, водители заводят двигатели, и машины разворачиваются в сторону ворот.

Внезапно раздается странный звук: будто дождь стучит по жестяной крыше. Я машинально поднимаю взгляд к небу – кристально чистому, голубому, без единого облачка. Доминик молча дергает меня за руку, и мы бежим к вертолету.

– Скорее в машину! – кричит Антракс, хотя мы и так мчимся во всю прыть.

Доминик вталкивает меня в люк и захлопывает его за собой. У нас над головами раздается шум пропеллеров, вселяющий надежду, что летчик добрался до кабины. Гудение становится громче, пол вдруг поднимается, я падаю на колени и понимаю, что мы в воздухе.

Антракс кричит что-то из кабины, но я не разбираю слов из-за рева двигателей. Я на четвереньках подползаю к ближайшему окну и вижу перед воротами три внедорожника, преградившие путь первому грузовику.

Доминик рядом. Он надел наушники и протягивает мне вторую пару. Вместо того чтобы надеть их, я освобождаю одно его ухо и кричу:

– Они заберут наше снабжение!

Ник отпрыгивает и морщится.

Вертолет дает крен, и мы падаем на пол. Доминик хватает меня за руку и ползком тащит к откидному сиденью.

– Я должна поговорить с Антраксом, – ору я, отталкивая его руки. – Надо вернуться!

Доминик вытаращивает глаза и пристегивает меня ремнем.

– Нет! – вопит он, напяливает мне на голову наушники и хватает за руки, чтобы я не отстегнулась.

Поскольку ни один из нас ничего не слышит из-за шума двигателей и наушников, это самый странный разговор, который я когда-либо вела в летящем вертолете. Правда, до сих пор мне не приходилось разговаривать в летящем вертолете. Мы напрасно ломаем копья: решение все равно принимает пилот. Мне не слишком хочется полагаться на суждения человека, прозвище которого означает страшное инфекционное заболевание. Я успокаиваю себя тем, что, во-первых, он опытнее нас, а во-вторых, я ничего не могу сделать. Остается только смотреть в окно и ждать, что будет дальше.

Лагерь почти сразу исчезает из виду, и внизу простирается лишь сухая бесплодная пустыня. В поле моего зрения не видно ни единого кусочка обработанной земли. Правда, я замечаю горсточку коз – крошечные точки на склоне холма. Как может хоть кто-то выжить в таком климате?

Через полчаса вертолет начинает лететь более-менее спокойно, и Антракс мигает нам красной сигнальной лампочкой над дверью в кабину. Я кошусь на Доминика: не начнет ли он снова меня останавливать, но его лицо выражает не меньшее потрясение, чем испытываю я сама. Мы отстегиваемся и неверными шагами плетемся в носовую часть машины.

Мы открываем дверь в кабину. Оглянувшись через плечо, Антракс указывает под сиденье рядом с собой. Я наклоняюсь и достаю пару наушников – таких, как у него. Держа одну руку на штурвале, он показывает жестом, чтобы я их надела. Шнур от наушников тянется к приборной панели, и внезапно до меня доносится голос Антракса.

– Жаль, что так вышло, – негромко произносит он. – Чертова катастрофа.

– Это бандиты? – спрашиваю я. – Они все заберут?

– Присядь, – говорит он, и я сажусь в кресло второго пилота.