На край любви за 80 дней

Я тоже извиняюсь перед обеими женщинами. Когда Доминик выходит из вагона, старшая встает, чтобы пропустить меня на мое место. Я усаживаюсь, кипя от злости. Я никогда в жизни не считала себя лучше других. Он ведь это подразумевал? Поезд несется вперед, а я никак не могу совладать с переполняющим меня гневом.

– Как он мог такое сказать? Он ничего обо мне не знает, – бормочу я вышивальщице, которая сменила нить на нежно-желтую.

– Вы вместе путешествуете? Он твой друг?

Я сцепляю зубы, чтобы не испугать ребенка, и шепчу:

– Никакой он не друг… он… он…

Не знаю, что на меня так действует: ее уютное обаяние или мое одиночество, но, не успев опомниться, я выкладываю всю историю. О путешествии, о дядюшках и магазине, о Фрэнке Винале, о Доминике. Что он хочет погубить мою семью, ставит мне подножки на каждом шагу, и у него в миллиард раз больше подписчиков, чем у меня, а его обвинения необоснованны. Рассказываю о своей жизни в Нью-Йорке, о друзьях и соседях, о любимых книгах. О том, что выступаю против несправедливости, участвую в акциях протеста. Объясняю, что хотела помочь Сумайе и другим сомалийцам, и мне очень грустно, что не смогла по-настоящему с ней попрощаться. В общем, все.

Возможно, я немного перегнула палку, но он меня спровоцировал. К концу моего рассказа женщина заканчивает вышивать корсаж платья маленькими нежными цветочками. Я откидываюсь на спинку сиденья, обессиленная всплеском эмоций. Она прячет иглу в бумажный пакетик и кладет в сумочку.

– Ты говоришь, этот человек тебе не друг. На самом деле только друзья говорят нам неприятные вещи. То, чего мы не хотим услышать. Враги так не делают. Этот мальчик, Доминик, он африканец?

– С Самоа, – бормочу я. – Наполовину. Его отец – белый.

– Не важно, – подавляет зевок вышивальщица. – Он тоже беспокоится о своей семье. Мужчины видят мир по-своему, он сказал тебе свою правду. Это чего-то стоит, ведь так?

Она прячет вышивку и мгновенно засыпает.

Я немного остываю только через две остановки. Заглянувший после ланча проводник сообщает, что, хотя поезд отстает от расписания, несколько часов – сущие пустяки по сравнению с вечностью. По его словам, вместо трех часов мы прибудем в половине седьмого или чуть позже.

Моя соседка переворачивается на бок, а я пользуюсь моментом и иду искать Доминика. Я не совсем согласна с ее точкой зрения, но бросать на пол еду, которой он хотел поделиться, определенно не стоило. И с хэштегами он тоже прав.

В этом поезде только шесть спальных купе, я знаю – пыталась забронировать, но безуспешно. Все они в вагоне первого класса, сразу за локомотивом. Нужно найти Доминика и извиниться. В первых трех купе на стук никто не отвечает, а дверь в четвертое приоткрыта. Я открываю ее сильнее и тихонько стучу.

На столе два стакана и тарелка с помятой фольгой и крошками. Мне преграждает путь открытая дверь в санузел.

– А, ты наконец вернулся? У них есть еще дал?[32]

– произносит в ответ на мой стук знакомый голос.

Дверь в уборную закрывается, и мы с Сумайей ошарашенно пялимся друг на дружку.

Глава 38

Снимок: Желтый рик

Инстаграм: Роми_К [Хаора, Индия, 15 апреля]

#Колката #ПланыМеняются

350 ♥

За спиной лязгает дверь, я машинально отодвигаюсь, и мимо меня проскакивает Доминик. В одной руке у него небольшой сверток из фольги, в другой – ложка.

– Я ведь сказал тебе никого не впускать, – укоризненно шепчет он Сумайе.

– Это всего лишь Роми, – независимо пожимает плечами девочка.

– В следующий раз это может оказаться проводник, который тебя высадит. Ты ведь знаешь, Сумайя. Я же предупреждал.

Потеряв дар речи, я перевожу взгляд с лица девочки, принявшего угрюмое выражение распекаемого подростка, на обеспокоенную физиономию Доминика.

– Как ты сюда попала? – шепчу я ей. – Остальные тоже здесь?

Сумайя качает головой, закусив губу.

– Я хочу найти свою тетю. А Доминик мне помогает.

Я гневно поворачиваюсь к нему.

– Ты с ума сошел? О чем ты только думаешь?

– Говори, пожалуйста, потише, – спокойно отвечает он. – И вообще, что ты здесь делаешь? Ты же меня видеть не хотела.

– Я… пришла извиниться, – бормочу я. – За то, что бросила еду на пол… Да без разницы, тут дела поважнее.

В купе негде повернуться, и мой палец чуть ли не упирается ему в лицо.

– Присядь, – миролюбиво произносит Доминик. – Я проверю замок.

Он протягивает Сумайе пакет и ложку, ее лицо оживляется, враждебность забыта. Я сажусь рядом с девочкой. Она снимает фольгу и начинает есть, а Доминик – рассказывать.

История не слишком длинная. В доках Мумбаи, пока капитан передавал остальных беженцев иммиграционным властям, Доминик помог Сумайе вылезти в окно туалета за таможней. Девочка с самого начала хотела найти свою тетю, которую увезли из Сомали ребенком. По ее словам, тетя работает мастером-парикмахером в Гонконге.

– Не сердись на Ника, – встревает в разговор Сумайя, вычистив пальцем миску. – Это моя идея. Я уговорила его, пока мы плыли на лодке к причалу. Даже вещмешок я придумала.