На край любви за 80 дней

Он поправляет рюкзак, хватает мой чемодан и берет меня за руку. Я так переживаю за Сумайю, что проходит целая минута, прежде чем я отдаю себе в этом отчет. Мы спускаемся еще на два пролета, а в промежутке переходим оживленную дорогу. Слушая тяжелое дыхание спутника, я все больше поддаюсь панике. Наконец мы останавливаемся на светофоре перед улицей с таким оживленным движением, что я не понимаю, как ее можно перейти. Доминик отпускает мою руку и упирается в колени, пытаясь отдышаться.

– О чем она только думает? – хриплю я.

Доминик поворачивается ко мне и вытирает пот. Его футболка прилипла к телу. От него пахнет спортивным дезодорантом и чуточку корицей. Уверенная, что от меня несет потом, я отхожу на пару шагов в сторону.

– Наверное, она хотела как лучше, – говорит Доминик. – У подростков свое мышление.

– Она должна была понимать, что мы будем ее искать, – говорю я.

Светофор начинает мигать. Ник вновь хватает меня за руку, мы перебегаем через дорогу и спускаемся еще на один пролет, а несколько минут спустя оказываемся на том месте, где перешли на движущийся тротуар. Доминик резко сворачивает вправо на главную улицу и, не отпуская моей руки, продолжает путь.

– Погоди минутку, – хриплю я.

Он переходит с галопа на рысь и останавливается на углу. Ситуация на дороге самая неприятная – слишком много машин, чтобы можно было перебежать на другую сторону, и в то же время маловато, чтобы создался затор. Усугубляют положение выскакивающие из переулков мотоциклы и мопеды. Они истошно и непрерывно сигналят.

– Здесь все же получше, чем в Мумбаи, – отдуваясь, говорит Доминик, пока мы ждем зеленого света. – Хоть по светофору можно перейти.

Я глубоко вдыхаю горячий воздух.

– Покажи карту. Я кое-что придумала.

Ник вытаскивает из кармана карту и отходит под неоновую вывеску закусочной, где ее можно рассмотреть.

– Вот, – говорю я, показывая на карте. – Если это Канал-роуд, то всего в одном квартале от нас – станция метро. Давай подъедем.

– Гениальная идея! Мы можем оказаться на месте раньше, чем Сумайя! – улыбается Доминик.

Когда мы спускаемся на Центральную станцию, часы на стене показывают шесть вечера. Мы убили целый день на поиски Нкруны, а теперь и Сумайя потерялась. Час пик вроде бы закончился, однако людей на станции довольно много. К счастью, пассажиры не толпятся, а спокойно становятся в очередь, и мы втискиваемся в третий по счету поезд. Я забиваюсь в угол возле двери, где нет ни одной ручки, за которую можно держаться. Доминик пробивается ко мне и становится спиной. Его голова и плечи возвышаются над толпой, и он легко достает рукой до верхней планки.

– Держись за меня, – шепчет он через плечо, когда поезд устремляется вперед.

Я хватаюсь за лямку его рюкзака, и Доминик поворачивается ко мне лицом.

– Терпеть не могу переполненную подземку, – бормочет он.

К счастью, поездка длится недолго. Через несколько минут нас выносит из вагона на станцию Косуэй Бэй, ближайшую к Канал-роуд.

Начинается легкий дождик, не приносящий облегчения от жары. У меня по спине течет вода, и я не понимаю, пот это или дождь, но мне уже все равно.

Повернув на Хеннесси-роуд, мы наконец устремляемся в правильном направлении, если верить замусоленной и промокшей карте. Пешеходов здесь еще больше, так что мы можем только идти быстрым шагом, и лишь через пару минут замечаем эстакаду возле Канал-роуд. Город сияет неоновыми огнями. Все вместе напоминает Таймс-сквер в жаркую летнюю ночь, не считая отсутствия американской речи. Когда мы заходим под эстакаду, меня охватывает облегчение. Здесь царит почти такой же хаос, но хоть на голову не капает.

Я останавливаюсь перевести дыхание, и перед моим взглядом предстает незнакомый, удивительный мир. Каждый сантиметр пространства уставлен вещами, которых я никогда не видела. Пахнет дымом, духами и благовониями, отовсюду звучит музыка, придавая этому месту праздничную атмосферу цирка. Вдоль дороги беспорядочными рядами выстроены маленькие киоски в форме буфетов на колесах. Полки уставлены фруктами, свечами и каменными статуями. На полу перед некоторыми стоят железные чаши с горящим огнем.

– Наверное, это алтари, – шепчу я Доминику, с ошалелым видом рассматривающему все это великолепие.

– Вон та дама предсказывает судьбу, – отзывается он. – А что делает другая, у тебя за спиной?

Я разворачиваюсь и вижу перед собой древнюю старушку со старым кожаным башмаком в руке. Она яростно лупит башмаком по столу. Вокруг собрались зрители, наблюдающие за процессом. Подобравшись ближе, я вижу, что она бьет по какой-то помятой голубой бумажке.

Рядом с бабулькой стоит еще один импровизированный алтарь с золотыми фигурками и фруктами: апельсины, бананы, питайя. На полках выставлены бумажные тигры. Прервав избиение, старушка помещает одного тигра в крошечный костер, горящий у нее в ногах. Тот вспыхивает, в толпе раздается одобрительное бормотание. Пламя гаснет, и старушка продолжает лупить по бумажке, которая превратилась в нечто неузнаваемое. Возможно, то был один из тигров, трудно сказать.

– Что она делает? – удивляется Доминик.