Но Шафорост и не читая сообразил, в чем дело. Помолчал немного, пожал плечами:
— Не понимаю.
— Да что же тут непонятного, Захар Петрович?
— Разве только у вас муж на войне?
— Конечно нет… — осеклась на слове, подумав, что и впрямь трудно найти сейчас женщину, у которой бы война не забрала мужа, сына, жениха.
— А что же будет на строительстве, если все вдруг бросятся на розыски?
Шафорост говорил негромко, сдержанно. Но в каждом его слове слышалось такое возмущение, что она уже корила себя за то, что обратилась к нему со своей просьбой. Повернулась было к двери, но он остановил ее.
— Садитесь! — И неожиданно упрекнул: — Почему на монтажных узлах нет теплушек?
К утеплению монтажных узлов Надежда не имела никакого отношения, однако, чтобы не обострять разговор, не стала решительно возражать.
— Вы же знаете почему — леса не хватает.
— А почему не хватает? — В голосе его зазвенели металлические нотки.
Надежда опешила: как это почему? Ведь совсем же недавно отхлестал ее: «Не суй нос не в свое дело! Снабженцы на то есть!» А теперь выходит, будто она виновата, что леса не хватает.
— А вы как хотели? — словно угадал ее мысль Шафорост. — Чтобы само плыло к берегу? — На лбу его нервно задергался шрам, и он уже не скрывал своего раздражения: — Полагаться на снабженцев? Так нас тут и снегом занесет!
У Надежды перехватило дыхание. От обиды затуманилось в голове. Какое-то мгновение не могла вымолвить ни слова.
— Что же мне делать? — спросила наконец, чтобы выяснить, как именно она должна обеспечить участок лесом.
— Не знаю, — буркнул Шафорост. — Вам поручено, вы и думайте. — И резко потребовал: — Чтобы в течение пяти дней на всех узлах были теплушки. Все. Выполняйте.
И вот она, вся еще под впечатлением стычки с Шафоростом, растревоженная, взвинченная, едет выполнять это новое для нее задание. Конечно, она понимала, что Шафорост горячился не из прихоти. Лес стал проблемой. И не верилось, чтобы в краю лесов, в царстве лесов такая проблема возникла. Еще в Запорожье, когда только-только зарождалась мысль о строительстве в зимних условиях, на уральский лес возлагали большие надежды. Говорили, там его так много, что можно возвести целые города. И это не преувеличение. Так оно до недавних пор и было. Но война и тут повернула все по-своему. Строить приходилось не один запорожский цех. Множеству других заводов — больших и малых, выхваченных из промышленных центров, нужно было возвратить жизнь. И возвратить быстро, незамедлительно. Этого требовал фронт. И в царстве лесов возник на лес голод.
Правда, такого положения с лесом на их строительстве могло бы и не возникнуть, думалось Надежде, прислушайся Шафорост хоть чуточку к голосу местных жителей. Бывалые уральцы советовали не полагаться только на заготовительные организации. Рекомендовали искать и другой путь. А дирекция действующего завода, на территории которого строился запорожский листопрокатный, даже подсказывала такой путь. Завод уже давно установил шефство над одним из лагерей заключенных. До войны в лагере частенько бывали заводские лекторы, художественная самодеятельность. И, наверное, не случайно многие заключенные по окончании срока наказания оставались работать именно на этом заводе. Шафоросту и советовали воспользоваться этими подшефными — они ведь лесорубы. Но Шафорост возмутился. Не хватало еще привлекать на строительство преступный элемент! «Нет, нет!» — категорически отвел он совет уральцев и поручил Надежде немедленно ехать в трест расчищать дорогу своим лимитам.
На снабженцев уже не полагался. Надежду хотя и ненавидел, но находил в ней какие-то непостижимые пробивные способности и был убежден, что лучше нее никто не сможет расшевелить очерствевшие души трестовских заправил. Тут он полагался на ее чисто женское обаяние.
Но Надежда не послушалась Шафороста. В советах уральцев, верилось ей, было больше смысла, чем в его указаниях. И она, как только выехали за город, на собственный страх и риск отправилась не в трест, а к тем необычным «запрещенным» лесорубам.
За всю свою трудовую жизнь она впервые шла наперекор начальству. И это еще больше усиливало ее тревогу. А что, если ее подстерегает неудача? Что, если эта дерзкая затея провалится? Ох, да он же тогда совсем не даст ей жизни! В грязь втопчет!
— Не изводи себя, — успокаивала Груня. — Вот увидишь, все будет хорошо.
Груня не теряла надежды на успех. Это она осторожно навела подругу на мысль поехать в лагерь.
— Не впервой это нам, — голубкой ворковала Груня. — Бывало уже так: и лес вокруг, и лимиты спущены, а печь растопить нечем. Весь поселок от холода дрожит. Тогда профком или поселком находят какой-либо задрипанный трактор — и в лагерь: помогите, хлопцы. А им это тоже на руку. С машинами у них не очень. Так они тем трактором и себе план поднимут, и нам дровишек натаскают.
Вчера Надежда еще колебалась: ехать или не ехать? Представляла, что лагерникам теперь тоже туго приходится. Но Грунин намек на трактор воодушевил ее. А почему бы и не попытаться? Ведь на строительстве сейчас целых три тягача стоят без дела. И она решилась.