На крутой дороге

Вслед за начальником штаба в столовую вошли еще несколько офицеров, и среди них… Зина. В шинели, аккуратно прилаженной в талии, в офицерской шапке-ушанке, в сапожках, вся запорошенная снегом, она походила на хорошенького казачка, и Надежда не сразу узнала ее. Зина тоже в первое мгновение приняла свою подругу за незнакомку. Но, вглядевшись, они бросились друг к другу и расплакались.

Так, в обнимку, в слезах, их и усадили за стол.

На столе аппетитно дымились алюминиевые миски, полные горячего солдатского пшенного супа. Но когда начпрод — быстрый ряболицый сержант — уловил во взгляде своего начальства немалую заинтересованность в этой встрече, вмиг заискрились на столе и две бутылки «Московской».

Начштаба на глаз, но безошибочно отмерил в каждый стакан по заветной фронтовой порции.

— Ну, друзья, — встал он, растроганный, — за встречу подруг! За встречу запорожчан!

Надежда, изрядно промерзнув, готова была и без приглашения выпить до капельки эту фронтовую порцию, чтобы согреться. И когда начальник штаба любезно предложил по второй, она и от нее не отказалась. Сразу же потеплело на душе, и все вокруг приобрело уже забытую праздничность мирных дней.

Зина, заметно охмелев, лукаво мигнула в сторону начштаба и с налетом жеманства объявила:

— Слышишь, Надийка, этот бравый капитан — мой спаситель. Если бы не он, меня давно бы присыпало там, в окопах.

— Ну что вы, что вы, Зинаида Павловна, — разыгрывал из себя скромника начальник штаба. — Ведь не я один. Мы все, — указал он на офицеров.

Однако Надежда поняла, что именно он, этот бравый капитан, уговорил Зину оставить окопы и поехать с ними.

На кителе начштаба красовался орден. Как особые боевые награды, светились на груди у многих алые и желтые нашивки за ранения. Все эти воины уже прошли сквозь огонь битв и теперь передавали свой опыт новобранцам. «Московская» заметно оживила разговоры, будила воспоминания о пережитом, и у некоторых боевые подвиги уже приобретали сказочный характер. Особенно развоевался ряболицый сержант — начпрод. Желтая нашивка на груди давала ему право на такую воинственность.

— А помните, помните, товарищ капитан, — заискивающе заглядывал он в глаза начштаба. — Помните, как возле Збруча. Ох, баталия! Верите, восемь танков. Нет, вру, десять! А может, еще больше. И все на нас. Ох, баталия. Тогда товарищ капитан как схватит бутылку с горючим да как крикнет: «Братва, за мной!» Мы тоже за бутылки.

Как Надежда ни захмелела, а в лести начпрода перед начальством сумела разглядеть нечто склизкое и угодливое. Да и самого начштаба передергивало от этой угодливости. Однако он не останавливал сержанта и, когда тот расхваливал его за храбрость, с видом скромника только пожимал плечами — мол, разве только я, ведь все такие.

Поймав на себе пытливый взгляд Зининого спасителя, Надежда невольно огляделась.

— А где же наш спаситель?

Неожиданность встречи, слезы, разговоры помешали ей заметить, куда же девался лейтенант, которого она по праву считала своим спасителем. А он был тут, сидел с краю стола, за Даркой, тихий, незаметный, с неугасающей усмешкой, и слушал о боевых баталиях, как будто сам в них еще не участвовал. Время от времени задерживал взгляд на солдатках, и тогда его лицо становилось грустным. Наверное, вспоминал свою кареглазую кубанку. А когда обращался к кому-нибудь из женщин, в глазах его светилось море сердечности. «Какой он добрый!» — подумала Надежда. Хотелось подойти к нему, заговорить с ним. Вдруг она заметила на его гимнастерке Золотую Звезду. Чуть не вскрикнула. Так вот ты какой! И невольно вспомнились слова дяди Марка: «Только добрые становятся героями. Подлые героями не бывают. А если и бывают, то случайно».

Ужин становился шумным. Присутствие таких женщин, таких королев, как их кто-то назвал, оживляло мужчин, делало разговорчивее. Кое-кто уже принялся ухаживать, кого-то потянуло на песню, а в руках шустрого ряболицего начпрода уже оказалась гитара, и он лихо запел:

Эх, расскажи, расскажи, бродяга,Чей ты родом, откуда ты…

Но начштаба сразу же утихомирил его:

— Только без концертов, бродяга!

Концерт был в самом деле некстати. Хотя они сидели и не в общей столовой, где еще по очереди ужинали караульные, а в отдельной офицерской, однако и тут вечеринки, да еще в такое время, противоречили правилам внутреннего распорядка.

— А что, если не здесь? — осенила вдруг начпрода идея. И он таинственно нагнулся к уху начштаба. Тому явно понравилась инициатива «бродяги», и он что-то шепнул Зине.

— А почему же, можно и ко мне, — охотно согласилась Зина.

— Правильно. На нейтральную зону! — захлопал в ладоши кто-то.

Но Надежда быстро поднялась и стала благодарить хозяев за гостеприимство.

— Да что вы? Да куда вы? — недовольно загудела мужская половина. — Рано еще. Побудьте с нами. Нам так приятно!

Надежда, словно бы не улавливая истинного смысла недовольства и упрашиваний, принесла извинения за хлопоты, которые они, солдатки, причинили людям, и без того занятым серьезными делами.