На крыльях

Келла, прислушиваясь к крикам сверху, хохотнул и вновь наполнил свой стакан.

– Алкаш, – поморщилась Журавль, перекидывая ногу на ногу с таким расчетом, чтобы у Келлы перехватило дыхание. – Слушай, Рылий, а ты не боишься спиться к годам тридцати пяти?

– Не боюсь, – тотчас окрысился тот. – А ты не боишься, малышка, что тебе длинный язычок отрежут?

– Рыло драное.

– Стерва.

– Чмо шерстяное.

– Дичь птичья.

И они принялись перекидываться все более и более яркими эпитетами. Кажется, оба находили в этом странное удовлетворение, не понятное ни мне, ни Антону. И словно забыв о нас.

– Любимая, – сказал Антон вдруг, болтая виски в своем стакане и вновь глядя только на меня – пусть даже между нами были тысячи километров расстояния, но я кожей чувствовала его взгляд.

– Любимый, – ответила ему я, поняв точно, что он от меня хочет.

– Нежная, – продолжал Антон, поставив локти на стойку.

– Ласковый, – улыбнулась я.

– Моя малышка.

– Мой мальчик.

Услышав нас, Нинка и Келла зависли. И все-таки замолчали. Мне стоило больших усилий не рассмеяться.

– Что за передоз ванили? – поинтересовался синеволосый, глядя на друга, сморщив лицо, как от лимона.

– Тебе плохо, подруженька? – вопрошала Нина, уставившись на меня едва ли не с суеверным страхом. – Он заразил тебя своим сумасшествием?

– Мне хорошо, – возразила я, почувствовав острое желание поцеловать Антона, который был так близко и так далеко одновременно. Я смотрела на его губы и почти наяву чувствовала, как они касаются моего лица и шеи. Щеки закололо, и дыхание стало глубоким, и я едва прогнала прочь от себя подобные мысли.

– Раз вы решили поиграть в любовные игры, почему бы этого не сделать и нам? – поинтересовался Тропинин. Не знаю, что было на душе у него, но он вдруг надавил ладонью на острый угол стойки, намеренно делая себе больно.

– Какие игры? – вызверился Келла. – Она меня бесит! Ты слышал вообще, она меня обзывает!

– Тебе же это нравится, – спокойно заметил Кей.

– Если нравится, я тебя хоть с утра до вечера смогу обзывать, – встряла Ниночка и добавила весьма ехидно:

– Скотина. Тебе уже хорошо, или надо обзываться покрепче?

– Завали, – велел Келла совсем не по-джентльменски. Но мне показалось, что он что-то начинает понимать в их взаимоотношениях с Журавлем.

– Знаете, чем наша любовь отличается от вашей? – вкрадчиво спросил Тропинин и сказал: – Я могу всему миру сказать, что люблю эту девушку, – Кей сделал то, чего я не ожидала – сложил пальцы в виде сердца, отправил его в сторону камеры и подмигнул мне. Я вновь рассмеялась. И сделала вид, что поймала это виртуальное сердечко и прижала его к себе – к левой стороне груди.

– Поэтому ты прячешь Катьку от фанатов, – хихикнула Нинка.

– Это вынужденная мера. Но я не боюсь сказать о ней. О себе. О нас, – ответил Антон.

– То есть я трус, чувак? – схватил его за ворот футболки Келла, которого, кажется, за эти минуты довели до ручки. На заднем плане кто-то из незнакомых парней поинтересовался на английском, не собрались ли они драться, и если собрались, им лучше выйти на улицу, чтобы ничего не сломать, как в прошлый раз. Что за «прошлый раз» я понятия не имела, но подозревала, что это тогда, когда Антон запер Келлу и Рэна в кладовке на полтора часа. Я хотела, было спросить об этом Тропинина, который, ухмыляясь, говорил что-то синеволосому другу, однако сделать этого не успела. Я увидела, как входная дверь открывается, и в дом заходят двое: высокий парень с темными черными волосами с чемоданом в руке и эффектная девушка в алом пальто, очень похожая на него. Его лицо – бесстрастно, почти равнодушно. Ее – украшает надменная улыбочка. Густо подведенные глаза тотчас отыскали в гостиной Антона и остановились на нем, прожигая его спину, а он пока еще не видел ту, которая смотрела на него, но улыбаться почему-то перестал.

Я смотрела на них через экран компьютера и не могла поверить.

Арин и его сестра.

Алина Лескова.

– Какого черта? – с недоумением спросила Нина, тоже заметившая ее.

– Привет, Дракон, – услышали на заднем плане мы ее высокий голос.

Келла и Антон, забыв друг о друге, повернулись назад.

Однако узнать, что происходит и какого волосатого лешего Лескова приехала в Берлин, я не успела. На этом связь вдруг прервалась. Изображение застыло на экране ноутбука. Свет в комнате погас. Где-то в глубине квартиры возмущенно заорал Сергей.

В самый неподходящий момент вырубилось электричество. А вместе с ним пропал и Интернет.

– Не поняла, – медленно сказала я, тревожно глядя на подругу. В глазах у меня появился страх.

Лескова там, в берлинском коттедже «На краю», рядом с Антоном. Моим Антоном. Которого она называет Драконом, считая, что все еще может вернуть его.

В голосе тотчас заметались мысли.

А что, если она не впервые приезжает туда?

А что, если она пристает к Антону?

А что, если он…

Ты же сама сказала, что нужно верить. Антону. В Антона.

Я верила, но страх не исчезал – к нему, разве что, присоединилась ненависть. Проклятая Алина!