На крыльях

Дальше все прошло почти без осложнений. Встретившись все с тем же поверенным Эльзы Власовны, мы некоторое время проторчали в самом ЗАГСе, убранство которого было возвышенно-торжественным и настраивающим на поэтический лад. Я чувствовала себя так, будто бы попала то ли во дворец, то ли в музей. И постоянно осматривалась: стены с рельефной инкрустацией, лестница, отделанная мрамором, декоративные колонны, шикарная лепнина, тяжелые портьеры, хрустальные люстры – именно поэтому «Дворец бракосочетаний» был самым популярным в городе местом регистрации пар. И только наличие девушек в платьях всех оттенков белого говорило о том, что это все-таки ЗАГС, а не музей или богатый особняк. И атмосфера внутри была особенная: праздничная, немного суетливая, как это всегда бывает на торжествах, но эмоциональная. Я слышала смех и искренние поздравления, видела слезы на глазах, чувствовала чужое счастье – чувствовала остро и в какой-то момент даже захотела сама стать невестой. Видимо, во всем виноват был Антон, который, как и обычно, не отпускал мою руку.

В какой-то момент Нину и Келлу, на которых многие гости оглядывались – слишком уж они выделялись из толпы, пригласили пройти в холл, дабы те расписались в документах, а после предложили разойтись по комнатам жениха и невесты. Я ушла вместе с Нинкой, а Антон и Келла вместо комнаты жениха отправились на улицу – кое-кому захотелось курить.

– Ты как? – спросила я осторожно подругу, присаживаясь на мягкий диванчик, обитый кожей. Комната невесты была воздушной – под стать самой Ниночки.

– У меня на пальце будет кольцо с гребаным пауком? Как я могу быть? – сказала она в ответ и глянула на свои пальцы с безупречным маникюром так, будто бы на них уже сидел паук – и не серебряный, а настоящий тарантул. – Я блевать начну прямо там.

– Тебя только это волнует? – удивилась я, пропустив мимо ушей ее изящные словесные пассажи.

– Нет. Я еще думаю, как скоро Эльза бабки даст, – призналась Журавль. Если она и нервничала, то виду не показывала.

Мы замолчали. Я знала, что дела у дяди Вити идут плохо. Но не находила слов, которые сейчас могла бы сказать подруге. С одной стороны я была рада, что у нее появился шанс быть вместе с Келлой, а с другой – было во всем этом действе что-то неправильное, и хотелось, чтобы сейчас Нина улыбалась и думала не о деньгах, а о человеке, с которым свяжет свою жизнь. Когда они с Келлой были вместе, то высекали искры. А из искр, как известно, рождается огонь. И я хотела, чтобы этот огонь пылал в их сердцах.

Однако утешать Нинку было бессмысленно – жалость она не выносила. Сочувствие – не признавала. И сложно было ей объяснить, что если человек дорог, то оба эти чувства – естественны.

– Это безумие какое-то, – сказала Ниночка мне вдруг хриплым голосом за минуту до того, как нужно было выходить. – Безумие, – повторила она.

И я, поддавшись порыву, обняла ее, поняв, что ей тяжело держаться. От подруги едва заметно пахло свежими, чуть горьковатыми духами. А в голубых глазах затаилось временное смирение и даже растерянность. Она явно никогда не думала, что в ее жизни произойдут подобные события. Но отступать подруга не собиралась.

– Все будет хорошо, – говорила я, осторожно гладя ее по волосам.

Я в это верила. И я хотела ей счастья.

Нина осторожно положила мне руку на плечо и произнесла:

– Естественно, все будет хорошо. Потому что хуже может быть только на моих похоронах. – Она отстранилась, глядя мне в лицо, но держа за предплечья: – Слушай, Радова. Я хочу, чтобы твоя свадьба была шикарная. «Мятная» там, «шоколадная» или в стиле рустик – что будет модно. Чтобы было пятьсот человек гостей, платье, как у принцессы, кольцо с бриллиантом и медовый месяц на Мальдивах. Чтобы все завидовали. Даже если женихом будет Блонди. Да, скорее всего, это будет Блонди – ты же ведь сумасшедшая. И он не в себе. Отличная пара. И чтобы тебе не было страшно. Ни-ког-да, – отчеканила она и на миг прикрыла глаза. – На твоей свадьбе я буду свидетельницей, и я устрою тебе крутой девичник и напою так, что у Блонди от злости волосы вылезут отовсюду. И потом буду танцевать, как ненормальная, всю ночь…

Она говорила что-то еще: бодро и почти весело, а у меня на глазах отчего-то появились слезы. Все-таки что-то пошло не так, раз мы обе сейчас – в комнате невесты центрального ЗАГСа, и никого нет больше рядом, ни родных, ни друзей, а от этого странного брака зависит семья Нины.

Конечно же, она представляла свою свадьбу совсем по-другому – торжественной, стильной, сказочной, а выходило все совсем иначе. Ее гордость топтали. И, наверное, каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение Нина чувствовала себя сломленной.

Я вновь обняла ее крепко – как в детстве, – и отстранилась.

– Давай, и я тебя сфотографирую? – сказала я, пряча взгляд. – На память.

На фото, сделанных на камеру обычного телефона, Ниночка получилась грустной – такой, что у меня защемило сердце, однако она упорно продолжала улыбаться.

– Может, уйдем? – вдруг спросила я, и Журавль упрямо мотнула головой.