На крыльях

Им обоим казалось странным, что они могут быть такими: аккуратными, нежными, заботливыми. Но еще более странным казалось то, что такой поцелуй – без разлетающихся в разные стороны искр, летящих во все стороны, может задевать за живое куда сильнее, глубже. И что желание – это не только ослепительные вспышки сжигающей страсти. Это еще и безудержная нежность, в которой кроется нечто незнакомо-чувственное, яркое, незабываемое. И любовь – это не слабость или безумие, это уверенность. Безмятежность. Невесомость.

Любовь – не только огонь, сжигающий все на своем пути. Это и то самое пламя, которое греет среди снегов и холода.

Они отстранились друг от друга только тогда, когда в комнату кто-то вошел.

То, что было в спа, оказалось лишь этаким саундчеком, проверкой – но не звуков, а чувств, разумеется.

По дороге в пансионат они не разговаривали, будто бы боялись невзначай поругаться и растерять все то волшебство, которое только что собрали по крупицам. Келла за руку ввел Нину в номер, решительно послав все свои предубеждения, которые то и дело нашептывали ему на ухо, что он ведет себя, как ванильный мальчишка, и что Журавль обманет его, или кинет, или изощренно поиздевается, и что крутые мужики – а ведь он именно такой! – не должны вести себя так по-глупому. Так влюблено.

Но он пересилил себя.

Включив свет, Келла шагнул к Нине, обнимая за талию и вновь целуя – неспешно, дразнящее, но уже требовательно, и она чувственно отвечала ему, то гладя по волосам, то запуская озябшие руки под свитер, чувствуя, как напрягаются мышцы его живота, когда она кладет на него ладонь. И от того, как бурно реагировал не такие прикосновения Келла, Нина сама получала удовольствие. Чем больше нравилось ему, тем больше ей хотелось продолжить их странную нежную игру.

Объятия стали откровеннее, и одежда мешала, казалась лишней.

Келла усадил Нину себе на колени, не видя, что где-то там, под ногами, валяется снятое в спешке платье, и ее руки обвивались вокруг его плеч. Девушка откидывала голову назад, разрешая целовать себя в шею, обнаженные плечи, еще ниже. И когда Келла угадывал, как ей нравится больше всего, она крепче сжимала свои пальцы и прижималась к нему теснее.

Их прикосновения все еще были ласковыми, но теперь не едва заметными, а напористыми, и с каждой минутой становились все настойчивее и настойчивее, заставляя терять голову от переполнявших чувств.

В какой момент они оказались на кровати, никто из них не помнил. И Келла пришел в себя только тогда, когда Нина нехотя встала с него, сев на коленки. Голова у нее слегка кружилась. А желание быть здесь и сейчас с этим человеком завладело полностью.

– Куда? – прошептал Келла раздраженно, приподнимаясь на локтях. Если даже сейчас она сказала ему, что ей надоело, он бы не отпустил ее просто так.

– Подожди, – туманно отвечала девушка. Она нагнулась, изящно, как кошка, поцеловала его в живот, заставив стиснуть зубы, и поднялась.

Нина подошла к бару, достала бутылку красного сухого вина, лед и нетвердой от переполняющих чувств походкой вернулась к Келле.

«Тебе понравится

» – говорил ему ее взгляд.

«Я не сомневаюсь» – отвечали его глаза.

– Иди ко мне, – потянул за руку Ниночку парень, и она вновь уселась на него, запрокинув чуть голову и отпив прямо из горла холодный терпкий напиток.

– А мне? – с усмешкой спросил Келла.

– Конечно, и тебе, – улыбнулась лукаво Ниночка, поцеловала его коротко влажными от вина губами, а после склонила над ним бутылку, оставляя на загорелой коже рубиновые дорожки, которые потекли под ремень, что Келлу, правда, не слишком-то и смущало.

Каждое касание было откровением.

Глотки холодного вина чередовались с жаркими поцелуями.

Кубики льда жгли кожу на животе и груди – и если сначала Келла смеялся тихо над такими глупостями, то потом, когда Нина склонилась над ним, держа лед, которым она, дразня, проводила по его коже, в губах, замолчал, притягивая ее к себе за волосы. Казалось, девушка точно знает, что ей сделать, чтобы свести его с ума. И какие звезды зажечь прикосновениями, а какие – потушить теплым частым дыханием.

От того, что вытворяла девушка, у Келлы срывало крышу, и он, вскоре, не вытерпев, перевернул ее на спину, оказавшись сверху с твердой уверенностью подарить в ответ ровно столько же, сколько отдала ему она.

– Ты – мой? – спросила вдруг Нина, задыхаясь от ощущений, которые дарили ей чужие руки и губы. Каждая мышца в ее теле была напряжена. Каждый нерв – оголился. От каждого прикосновения хотелось кричать, и она уже не сдерживала себя.

– Ты – моя, – отвечал парень, прикусывая мочку уха. – Поняла?

Больше они не разговаривали, полностью отдавшись захватившим их с головой чувствам. Теперь это снова была борьба – но не за то, чтобы казаться лучше друг друга и сильнее, а борьба за то, кто и кому доставит большее наслаждение.