На литературных перекрестках

— Подождите минутку. Хочу с вами посоветоваться по важному вопросу. Дело вот какое: появляется у нас талантливая литературная молодежь, которой не хватает настоящего образования. Сейчас, правда, при университете есть литературный факультет, но это совсем не то, что требуется. Надо создать свой литературный вуз, куда могли бы поступать начинающие писатели. Наркомпрос вряд ли сразу на это пойдет, а время не терпит. Инициативу проявить надо самим литераторам, а потом средства появятся. Главное, начало положить. Дело это наше, кровное. Вот я и думаю, было бы справедливо обложить писателей, разумеется, с добровольного согласия, неким сбором. Я много зарабатываю — с меня следует взять побольше, вы — мало, с вас поменьше. Как смотрите, товарищи?

Брать с нас было нечего, и мы ощущали смущение, не понимая, почему Горький советуется с нами по вопросу государственного масштаба.

А он пытливо глядел в глаза и ждал ответа.

— Правильно я говорю?

— Совершенно правильно, Алексей Максимович!

— Ну вот и отлично.

Горький пожал нам руки на прощанье и проводил до дверей.

Через день я уехал в Сочи работать над новой повестью. Это был первый незамедлительный результат встречи с Горьким.

Позже я узнал, что Алексей Максимович интересовался «Сибирским сборником» и разговаривал о нем с Михаилом Михайловичем Басовым, ранее возглавлявшим Сибкрайиздат. Перебравшись в Москву, он работал в Госиздате. Мы были у Горького первого июня 1929 года, а тридцатого июля Алексей Максимович писал Басову о «Сибирском сборнике»:

«Тот материал, который дан для сборника, окрашен однообразно темными красками, — хорошо ли и верно ли это? Не подорвет ли эта окраска значение сборника?

Не следует ли назвать сборник — «Азия»? Это объяснило бы некоторые «самостийные» его ноты, например, в стихах Л. Мартынова».

(«Литературное наследство Сибири», том I, стр. 257, 1969).

И в тот же день Горький отправил письмо В. Зазубрину:

«Рад знать, что Вы работаете, и нимало не сомневаюсь, что работаете хорошо. Марков или Басов, наверное, писали Вам о «Сибсборнике»? Вот Вы и дайте материал для него. Очень понравились мне Басов и Анов. Вообще вы, сибиряки, отличный народ, не в комплимент будь сказано Вам»[1].

Я вернулся из Сочи, но вопрос с печатанием «Азии» все еще висел в воздухе. Как-то М. М. Басов пригласил писателей-сибиряков к себе домой и после ужина вернул мне злополучную рукопись.

— Ничего не выходит, над ним еще придется поработать, — сказал он.

К роману мне не пришлось вернуться, а жаль…

* * *

Запомнилась и вторая встреча с Горьким. В журнале «Настоящее» некий борзописец ошельмовал Сергея Маркова. Искать защиты мы решили у Горького. Позвонили по телефону Петру Петровичу Крючкову. Он выслушал и ответил:

— Я сейчас болею. Но вы ко мне приезжайте вечером. Поговорим.

В квартире, где остановился Горький, в небольшой комнате лежал в постели больной Крючков. Во время разговора с ним из соседней комнаты неожиданно вышел Горький. Хмурясь, он молча слушал наш рассказ о травле писателей на страницах «Настоящего».

Что тогда говорил Горький — не могу вспомнить и какие меры защиты он принял — также, но что он их принял — не подлежит сомнению.

«Настоящее» отозвалось незамедлительно, опубликовав на своих страницах хулиганский выпад против Алексея Максимовича.

У меня не поднимается рука процитировать строчки, направленные в адрес Горького. Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения в Москве. Центральный Комитет ВКП(б) вынес 25 декабря 1929 года специальное постановление об исправлении «левых» перегибов и подчеркнул «отношение партии рабочего класса к великому революционному писателю тов. М. Горькому».

«Настоящее» (группа и журнал) после этого постановления прекратили свое существование.

* * *

Редакция журнала «Наши достижения» решила послать меня на Днепрострой. Инициатива исходила, как я узнал после от Крючкова или Бобрышева, от Горького. Редактор Илья Самсонович Шкапа, отправляя меня на Днепрострой, давал мне наставления и несколько раз подчеркивал, что командировка очень важная и трудная. Алексей Максимович придает ей большое значение.