На окраине города

— Роман Михайлович, — сказал Астахов, задерживая Шпортько. — Вот Лобунько настаивает, чтобы всю вашу новую бригаду завтра с обеда направить к соседям, в строительно-монтажное управление. Пришлось нам с начальником стройки бой сейчас выдержать, все-таки сорок человек отрываем от работы. Как ты на это смотришь?

Вскоре договорились, что лучше, конечно, побывать в передовом стройуправлении всей бригаде, но для этого надо продумать весь ход экскурсии, чтобы она принесла больше пользы.

— Да, кстати, неплохо бы ребятам понаведаться в больницу к Киселеву, — сказал парторг Виктору. — Организуй, пожалуйста, это. Адрес я вам дам, — и помолчав, добавил: — Парень-то, оказывается, вел себя с этими ворюгами, как мне сообщили в милиции, просто самоотверженно. Это можете и всем ребятам говорить, чтобы не было кривотолков. Ты что хотел, Вихрецов? — неожиданно спросил он паренька, робко ожидавшего, когда парторг освободится. — Да ты подходи, подходи ближе, если что ко мне есть…

Вихрецов подошел, смущенно глянув на Лобунько и Романа Михайловича:

— Да у меня… Может, вечером я зайду?

— Смотри, конечно, — согласился Степан Ильич: — А если Лобунько и Романа Михайловича стесняешься, то напрасно. Что я не додумаю, они помогут.

— Плохо дома у меня, Степан Ильич, — хмуро сказал Вихрецов. — Хоть беги.

— С женой плохо? — насторожился Астахов, зная, что Василий Вихрецов только весной женился.

— Нет, не с ней, — покачал головой Вихрецов. — С родителями ее никак не могу поладить.

Оказалось, что родители жены Василия, люди зажиточные, очень крутого нрава, никак не могут примириться с тем, что их дочь Настенька вышла замуж за простого плотника.

— С работы придешь и, если Настеньки нет, даже на стол чашки с супом не поставят. Примак, говорят, ты, а примак — это все равно что батрак…

— Так прямо и заявляют? — нахмурился Степан Ильич.

— А что мне на них наговаривать-то, родня как-никак они мне, — вздохнул Василий.

Вихрецов замолчал, а Степан Ильич задумался, как помочь человеку. Сказать ему, что квартир у стройки сейчас нет? А он пришел за помощью, уверенный, что партийная организация не оставит его в беде.

— Н-да, Вихрецов, — качнул головой Степан Ильич. — Квартирный вопрос — это очень больное место во всех организациях. Как же быть нам с тобой? У ее родителей нельзя тебе оставаться. Разве найти частную квартиру? Дороговато, конечно, будет.

— Степан Ильич, — вмешался Лобунько, — а мне кажется, что Вихрецову один выход — строить свой дом. Ссуду ему дадут, а построить ребята наши помогут. После работы устроим несколько воскресников, знаете, какая ему помощь будет?

— Хм… Верно это, конечно, — согласился Степан Ильич. — Мы даже некоторыми стройматериалами поможем. Но… Сможете ли вы договориться, Лобунько, на этот счет с ребятами?

— Сможет, — вступил в разговор Шпортько. — Он ведь, Вихрецов-то, из моей бригады, вот мы своих орлят и организуем на это дело. Еще какой дом отгрохаем. Верно, Василий? — улыбнулся он Вихрецову. Но тот ошеломленно смотрел то на Астахова, то на Романа Михайловича и Лобунько, не в силах что-либо сказать. Разве мог он подумать, что его просьбу примут так близко к сердцу?

— Я… я… не знаю. — Растерянно заговорил он. — Это ведь… Но как же так?

— А это делается просто, Вихрецов, — рассмеялся Степан Ильич. — Пиши заявление начальнику строительства в отношении денежной ссуды и материалов, дальше Роман Михайлович расскажет тебе, как быть. Впрочем, давай-ка пойдем сейчас ко мне, напишем заявление и отдадим его Василию Лукьянычу.

Виктор и Роман Михайлович, продолжая разговор, вошли в центральный подъезд Дворца.

— Начинает что-то Горелов меня беспокоить, — сказал Шпортько перед тем, как им разойтись. — Словно какая муха укусила Володю после того, как он прославился в ночном событии. Даже Миша Чередник, от которого я, грешным делом, ожидал, что он будет выбрыкиваться, и тот ни одного занятия не пропускает, а Горелов почему-то увиливает. Надо сразу же выяснить, в чем дело.

— Да, конечно, — согласился Виктор, шагнув на лестницу. — Я поговорю с ним, Роман Михайлович.

— Давай, давай… А потом уж и я примусь за него.

Володя Горелов настилал пол в одной из комнат.

— Здравствуй, Володя, — окликнул его воспитатель. — Мне поговорить с тобой надо.

Тот молча снял несколько тонких стружек с доски и лишь тогда разогнулся.

— Слушаю вас… — избегая взгляда Лобунько, сказал он.

— Давай-ка присядем вот на этот обрубок да поговорим толком. Вопрос у меня к тебе серьезный.

— А кто же норму за меня выполнять будет? — пожал плечами Володя.

— Но ты же, насколько я знаю, равнодушен к выполнению нормы? Так мне передали. Твои это слова или на тебя наговорили?

— Ах, вон вы о чем! — недовольно протянул Володя. — А я думал, и вправду что-нибудь серьезное.