На окраине города

— Ну, с твоим жиром, — кивнул Чередник на тощую фигуру Кирилла, — при любой закалке за две минуты кожа к костям примерзнет.

Ребята от души расхохотались, а Кирилл совершенно серьезно убеждал:

— Нет, я серьезно! Невосприимчивость к холоду вырабатывается постепенно, в результате тренировок.

— Роман Михайлович идет! — сказал кто-то, и Кирилл умолк, так и не изложив свою теорию «невосприимчивости к холоду».

Шпортько заранее распределил, кому из ребят где работать. И конечно, на самый трудный участок — вести кладку стены наверху, под порывами ледяного ветра — выбрал тех, в ком был крепко уверен. И хотя все знали, что им предстоит самая трудная работа, ребята с откровенной завистью поглядывали на них. Василий Вихрецов с явной обидой хмуро сказал Роману Михайловичу:

— Что ж, а мы, выходит, хуже? Нас на побегушках можно, а им — самое главное?

— Ну-ну, не ерепенься, — остановил его Шпортько. — Ты-то, к примеру, тоже будешь все время наверху, пойдешь в подсобники к Зарудному и Жучкову, раствор им будешь подавать, кирпичи, а при случае и подменишь кого-нибудь из них. И еще трое пойдут, — он посмотрел на ребят: — ты вот, Чередник, Сальщиков и… — взгляд его упал на Володю Горелова, тот шагнул вперед, но Шпортько остановил его: — Нет, нет, Горелов, из тебя подменного не выйдет, испортишь все дело.

Самолюбие Горелова было задето крепко. «Хм, подумаешь, подносчик раствора». Нет, такая работа явно не радовала Володю. Уж никак не считал он себя хуже, например, Кирилла Козликова. Однако Кириллу доверили быть каменщиком, а ему вручили носилки, в числе так называемых «остальных».

Никак не мог примириться с этим Володя, решив, что завтра же заявит Роману Михайловичу о своем уходе из бригады. А сейчас… Что ж, сейчас надо брать носилки и идти к штабелю кирпича, подносчики уже все направились туда.

Восемь каменщиков и четыре подсобника во главе с Романом Михайловичем шли тем временем на третий этаж. В коридорах было холодно. Остро пахло красками, свежей древесиной, откуда-то тянуло резким запахом горелого карбида. Но едва вступили на лестничную площадку третьего этажа, мгновенно исчезли все запахи: в открытую дверь неудержимо хлынул поток холодного воздуха. Казалось, там, наверху, кто-то нагнетает его мощным компрессором.

— М-да, — поежился Чередник, обернувшись к Зарудному. — Ветерок сегодня отменный. Как бы без носов не возвратиться.

— Ерунда, — ответил Николай. — Это с непривычки так кажется. Если бы еще морозец градусов на тридцать, тогда, конечно, при таком ветре нечего нос высовывать.

Но на помосте, под открытым небом, где ветер свирепствовал особенно раздольно, Зарудный, потирая нос и щеки, крикнул Череднику:

— А ветерок-то, и верно… солидный!

Михаил молча кивнул ему, глядя вдаль, на открывшийся с высоты вид на окрестности. Серым жгутом вьется, разрезая лесопарк, лента шоссе, скрываясь в глубине лесов, охваченных осенним увяданием. Белыми островками лежит на низинах снег, чернеют тропинки и грунтовые дороги. В институтском городке густо дымят трубы котельных, ветер пригибает дым к земле, разрывая его на клочья.

А влево бесчисленными домиками раскинулась Михеевка. Чуть видимый поселок кажется из-за нависшего над ним дыма большой морской эскадрой, затаившейся на горизонте.

Ветер жжет лицо, стоять без движения нельзя, и Михаил спускается с помостков, досадуя, что так долго нет кирпичей и раствора.

Вот пришла первая пара подносчиков. Роман Михайлович отправил их к Козликову и вздохнул: нет, не успеют они обеспечить каменщиков материалами. Как же быть? Шпортько все чаще стал поглядывать в сторону двух башенных кранов, орудующих у центрального подъезда: там поднимали какие-то лепные украшения. Вот бы один кран сюда.

Прошло полчаса, ребята напряженно работали вдоль всего участка стены. От горячего раствора валил белесый пар, но Шпортько предупредил, чтобы, не дай бог, не вздумали греть в нем лицо и руки, если дорого здоровье.

Неожиданно Чередник крикнул:

— Роман Михайлович! Кран к нам идет!

Да, кран медленно разворачивался, вытягивая сюда стальную руку. На канате покачивалась вместительная корзина с кирпичом.

— Ну, держись, ребята! — радостно улыбнулся Шпортько.

Он шел по помосту вдоль стены, внимательно приглядываясь к движениям молодых каменщиков.

— Подожди-ка, подожди, Кирилл, — остановился он возле Козликова. — Ты не просто втыкай кирпич в раствор, а прилаживай его так, чтобы крепче держался. Вот, посмотри-ка.

Ловко швырнув мастерком раза три на уложенные кирпичи, он разровнял раствор и быстро втиснул впритык один за другим два кирпича. Они легли ровно, даже подстукивать их не надо было. А морозный ветер мгновенно высушил тонкую полоску раствора, серым шнурком легшую между кирпичами.

Козликов внимательно наблюдал за руками Романа Михайловича, не забывая в то же время тереть рукавицей покрасневшие уши. Очень уж легкая фуражка была на голове у парня.

— Замерзли? — передавая мастерок Кириллу, неожиданно спросил Шпортько.

— Кто? Ах, уши… Да так, немножко, — как-то виновато улыбнулся Кирилл.