На острие ножа

— Как это? — испугалась я. — Ты цела? Все обошлось?

— Да. Какой-то белый урод прижал меня к стене и велел отдать всё что есть, — с омерзением сказала Минерва.

— И что было?

— Забрал сумку и мобильник и убежал, — сказала Минерва. — Скотина! Но могло быть хуже.

— Ну не повезло тебе… — начала я.

— Сеффи, большинство убийств и изнасилований в нашей стране совершают нули. Не забывай, — с нажимом проговорила Минерва.

— Это упрощенческий довод, и ты сама это знаешь! — выпалила я в ответ.

— Это правда.

— Правда, основанная на играх со статистикой? Кроме того, даже если это правда — а я ни на секунду в это не верю, — из нее не следует, что все Нули обязательно преступники.

— У тех, которые преступники, на лбу ничего не написано, — заметила Минерва.

— Ты хочешь сказать, что мне вообще нельзя доверять Нулям?

— Я хочу сказать, что тебе надо быть осторожнее, — сказала Минерва.

— Я предпочитаю доверять людям, кем бы они ни были, пока они не дадут мне повода для обратного, именно в этом порядке, — ответила я.

— И это тебе постоянно выходит боком, — заявила Минерва.

На это мне нечего было возразить, сколько ни думай. Я решила сменить тему, пока мы опять не начали орать друг на дружку по телефону.

— Поздравляю с новой работой.

— У меня полгода испытательного срока, — сказала Минерва. — Больших сюжетов мне еще долго не поручат. Как я уже говорила, пока я журналистка-стажерка.

— Ты все выдержишь с блеском, — сказала я.

— Надеюсь. Пока что я напечатала две заметки о разбойных нападениях нулей и одну о пожаре на складе, а еще про котенка на дереве и про то, как затопило местную кондитерскую.

— Два разбойных нападения? Что-то тебя сразу бросают на передовую.

— Да нет. Оба раза нули подрались с нулями безо всякого участия Крестов, так что просто заметки из раздела мелких происшествий, — легкомысленно ответила Минерва.

— Для Нулей они не мелкие, — возразила я.

Минерва сама-то слышит, что говорит? Точь-в-точь как отец!

Минерва вздохнула:

— Я неудачно выразилась.

Ладно.

Мы еще немного поболтали, после чего я узнала, что мама в жуткой депрессии, но не пьет.

Что ж, спасибо и на том.

У нас с Мэгги пока не получилось наладить режим жизни. Честно говоря, с ней у меня постоянное ощущение, что я брожу по минному полю. А ты, Калли, — ты все время плачешь. Я тебя кормлю, меняю пеленки, слежу, чтобы ты не зябла и не перегревалась, а ты все равно плачешь. А когда я слушаю твой плач часами напролет, у меня остается одно желание — завизжать на тебя, лишь бы ты замолчала. Не знаю, чего ты хочешь. Не знаю, что я делаю не так, и чувствую себя полной неумехой. Я беру тебя на руки, прижимаю к себе, и это обычно успокаивает тебя — рано или поздно. Но стоит мне попытаться положить тебя в кроватку, и ты снова плачешь.

— Не приучай ее к рукам, — посоветовала мне Мэгги. — Она потому и плачет, как только ты отходишь. Положи ее и оставь в покое, и она поплачет день-другой, а потом поймет, что ее не всегда держат на руках.

— Я ни за что не брошу Калли плакать в кроватке, — возразила я.

— Это помогает, — не отставала Мэгги. — Каллум в детстве был точно такой же, и…

Мэгги осеклась. Что она хотела сказать? Что это ему не навредило, а даже пошло на пользу? Сделало самостоятельным? Независимым?

— Прости, пожалуйста, — вдруг сказала Мэгги. — Я обещала, что так не буду, а сама-то… Делай как считаешь нужным.

Я дождалась, когда Мэгги уйдет из комнаты, а потом подняла тебя на руки, Калли. Ходила кругами по комнате, шептала тебе на ухо успокаивающие слова и молилась, чтобы ты поскорее устала и заснула. У меня было такое чувство, что я сейчас рухну. И не только из-за того, что ночью постоянно приходится вставать. Сильнее всего выматывало гложущее чувство вины, которое терзало меня ежесекундно, сутками напролет. Я кругом виновата. И то, что я даже не могу успокоить ребенка, только усугубляло ощущение собственной никчемности.

Совсем как в тот раз, когда я впервые купала тебя, Калли. Мне было безумно страшно. Мэгги предлагала помочь, но я отказалась наотрез. Не хотела, чтобы она догадалась, что я понятия не имею, как это делается. Я налила в ванну воды, проверила температуру, пока ты лежала в переноске на линолеумном полу ванной. Сделала все как положено. Проверила воду пальцами, тыльной стороной ладони, локтем. Еще раз проверила. Раздела тебя и осторожно опустила в воду. И тут все пошло наперекосяк. Я пыталась держать тебя за руку, положив твою голову себе на сгиб локтя, но ты запищала, и я поняла, что сжимаю тебя слишком сильно. Я ослабила хватку и повернулась, чтобы свободной рукой взять мыло с бортика ванны, но тут твоя голова соскользнула с моей руки, и ты начала сползать в воду. Я в панике поддернула тебя, но получилось слишком резко, и ты возмутилась. Завопила. Я достала тебя из ванны, вода с твоего мокрого тельца потекла мне на футболку — и я разревелась. Я не могу даже выкупать собственную дочку. Жалкое зрелище! Вошла Мэгги — и в наносекунду поняла, что я на грани истерики.

— Давай вместе ее выкупаем, хочешь?