На острие ножа

— Почерк вроде бы его, но Каллум ни за что не стал бы такое писать! — с жаром воскликнула я. — Он не поступил бы так с Сеффи, он слишком сильно любил ее.

— Едва ли сейчас важно, написал он его или нет, — заметила миссис Хэдли. — Важно другое: Сеффи думает, что написал.

— Что же нам делать? — спросила я.

— Худшее, что мы можем сделать, это приставать с советами, — сказала миссис Хэдли. — Поверьте мне на слово, в ее случае это не помогает. Сеффи только упрется и будет все делать назло.

— Нельзя же сидеть сложа руки. Калли заслуживает лучшего, что мы только можем ей дать, а «мы» — это значит и Сеффи тоже, — сказала я.

— А вы не считаете, что она получает все лучшее?

— Сейчас — нет, — призналась я.

Миссис Хэдли покачала головой:

— Сеффи и сама еще ребенок. И уже столько пережи- ла. Растить ребенка одной ей не по силам, это несо- мненно.

— Согласна. И меня тревожит, как она обращается с Калли, — призналась я.

— Почему? — резко спросила миссис Хэдли. — Что она делает?

— Да, Мэгги, что я делаю? — зазвенел у меня за спиной ледяной голос Сеффи.

Я в смятении развернулась на стуле. Сеффи устремила на нас такой взгляд, что от него раскрошился бы бетон.

— Сеффи, я не имела в виду…

— Да как вы смеете сидеть тут и критиковать и обвинять меня? — с тихой яростью процедила Сеффи. — Вы представления не имеете, что мне пришлось пережить за последний год. Мэгги, вы вот всё твердите, что это письмо будто бы написал не Каллум. Так вот, у меня для вас новости. Я знаю его почерк лучше своего собственного. Более того, в глубине души я уверена, что вы знаете, что он его написал. Вы хотите представить все так, будто я вру или брежу, если считаю, что письмо и правда от него, но на самом деле бредите вы. А ты, мама, сидишь тут с Роуз на руках и твердишь направо и налево, что готова на все ради нее. Так вот, со мной и с Минервой ты облажалась, мама. И Роуз не станет для тебя второй попыткой.

— Сеффи, мы совсем не собирались…

— Сеффи, ты к нам несправедлива…

Мы с миссис Хэдли разом попытались возразить, но Сеффи не желала нас слушать. Ее прорвало.

— Как бы я хотела, чтобы вы все просто отстали от меня! — Голос Сеффи становился все громче и тоньше. — Такое чувство, что, как бы я ни изворачивалась, все равно никому не могу угодить. Знаете что? А к дьяволу вас всех. Буду сама себе угождать. А вы проваливайте к чертям собачьим!

Сеффи выскочила из комнаты и хлопнула дверью с такой силой, что та отскочила и снова распахнулась. Я повернулась к миссис Хэдли, и мы переглянулись — подозреваю, что выражение лиц у нас было совершенно одинаковое, как в зеркале. Еще несколько секунд — и входная дверь открылась и тоже захлопнулась, да так, что стекла в ней задребезжали. А мы остались, и атмосфера в комнате стала такая, какой я еще никогда не ощущала. Холодная, унылая и зловещая.

Будто что-то вокруг нас изменилось к худшему, и у меня появилось нехорошее предчувствие, что вряд ли это можно исправить.

Глава 43 × Сеффи

Я пою с «Мошками» вот уже больше месяца. Пока что у нас было ровно четыре выступления, что, очевидно, совсем неплохо. Мы играли в двух Крестовых клубах, в одном Нулёвом и на дне рождения. И когда мы играем в любом клубе, всегда входим со служебного входа — «Расселс» был не правилом, а исключением хотя бы в этом. В клубах требуют, чтобы «артисты» заходили со служебного входа, кто бы они ни были. Вообще-то мне все равно. Я репетирую, выступаю, потом жду следующего выступления. Все, что произошло в «Расселс», никто не обсуждает, и меня это устраивает. Я изо всех сил пытаюсь выкинуть эту историю из головы — навсегда. Но что-то плохо у меня получается забывать и оставлять в прошлом всякое разное. А жаль. На той неделе мы играли на Крестовом дне рождения. Детском. Лютый кошмар!

Я готова была придушить кое-кого из этих мелких гаденышей, но пришлось прикусить язык и улыбаться, а при этом мне хотелось одного — дать кое-кому из детишек, как говорит Мэгги, «вразумляющий шлепок»! День рождения был, безусловно, худшим нашим выступлением. Это был день рождения одной девочки, ей исполнялось десять. Звали ее, по-моему, Ромейн. Но она была такая противная, что я попыталась начисто вымарать ее из памяти. Поскольку стоял прекрасный солнечный денек, родители Ромейн спросили, не будем ли мы против петь у них во дворе. Ну двор у них, положим, размером с футбольное поле, поэтому тут никаких сложностей не возникло. Нам нужно было держаться поближе к дому, чтобы было куда подключить оборудование, но все это прекрасно продумали заранее. У нас был даже помост, чтобы выступать. Все было бы великолепно, если бы не сама Ромейн. Все время, пока я пела, она стояла прямо передо мной и визжала как резаная:

— Я хотела, чтобы у меня на празднике пели «Алые буквы», а не вот эти вот! Никто никогда не слышал про этих «Мошек»! Я хотела «Алые буквы»! Я хотела «Алые буквы»!!!

Обалдеть насмерть! Можно подумать, сверхпопулярные группы вроде «Алых букв» спят и видят, как бы выступить на детском дне рождения.