На перекрестках судеб

— Лапушка, может, мне прижать супруга к стенке его же липовой драматургией? Он же клепает чистый плагиат. Выискивает по журнальным завалам прошлого века, выворачивает наизнанку. Кто помнит этих бабочек-однодневок! Выстрелили шедевриком, вспорхнули, залетели на огонек. Опалили крылышки. И привет.

Назвала две пьесы, прошедшие на ура. Автора премьерной. Мне этого хватило. Полстранички в газете — и человека практически не стало. Грустно. Хотя я радоваться должна. Вот только не получается…

Теперь о главном. Каждый эпизод плана давался мне с трудом. Все труднее и больнее переживались результаты. Я пришла к осознанию своей ошибки. Мстить человеку не должно. Это великий грех. «Не судите, да не судимы…» — немного не в тему, но в принципе… Нашлась мстительница! Да чем я лучше этих подонков, если пользуюсь их же методами?

Лишить человека смысла жизни, отняв самое дорогое — настоящее преступление! За такое казнить следует, этого-то я и добивалась на суде. Не получилось. И взялась восстанавливать справедливость. Думала, сломаю, уничтожу врага, мне легче станет. И им, — Елена кивнула в нависшее над головой звездное небо, — тоже. Как же я ошиблась!

Ведь не хотела, чтобы сволочи эти до последней черты дошли. Я же только на их страдания и потери готова была. И когда Гулькин с собой покончил, испугалась…

Она резко остановилась, дрожащими руками искала в сумочке носовой платок. Михей почувствовал досадную пустоту справа. Согретое близостью собеседницы плечо словно осиротело, покрылось мурашками, прочувствовав прохладу ночи. А в душе продолжались «Звездные войны». Профессионал боролся с мужчиной, стремящимся освоиться в роли рыцаря. Христианин противостоял атеисту. Скептик — оптимисту. Он рвался на помощь. И не мог сдвинуться с места.

А совсем рядом страдала несчастная женщина. Внешне она оставалась бесстрастной. Лишь слезы выдавали то, что творилось внутри. Где все давно устало корчиться в муках, низвергаться в бездны, тонуть в неведомых пучинах, сгорать, превращаясь в прах…

Она держалась изо всех сил. Должно быть, привыкла в своих чувствах балансировать на грани одиночества. Подчеркнуто прямая спина, сжатые в кулаки пальцы, вздернутый к небу нос… И полные отчаяния глаза…

«Господи, прости и помоги, направь на путь истинный…»

Он сделал наконец выбор. Шагнул вперед:

— Лена, чем я могу помочь?

Она отступила. Вытерла глаза. Глубоко вздохнула. И шагнула к Михею:

— Да. Для этого я вас и пригласила. Не могу справиться сама. И боюсь… Все рушится, получился эффект домино… Я не в состоянии это остановить… Не хочу больше жертв! Никаких, слышите?

— Успокойтесь. Никаких жертв не будет. Обещаю.

Глаза в глаза. Рука в руке. Сердца стучат рядом. Над головой усыпанное сияющими огоньками небо, космос, пустой и безразличный. И во всем мире только он и она…

— Я обещаю, слышите?

Горячая щека прижалась к груди. Кому-то могло показаться смешным, но Михей почувствовал себя счастливым идиотом. И не первый за день раз. А несколькими мгновениями спустя — совершенно несчастным. Он понимал, что запущенный механизм так просто не остановить. Даже спрогнозировать последствия сложно.

«Получится ли сдержать слово, когда от тебя мало зависит. Но как поступить, если у тебя на груди плачет женщина? Разве что несколько отсрочить продолжение исповеди. Слишком тяжело она ей дается. Слишком больно ранит. Слишком поздно… Да, пожалуй, можно начать с этого».

— Уже слишком поздно. Давайте я вас провожу, а завтра мы снова встретимся и договорим.

Ее глаза сверкнули ледяным сапфировым цветом. Или показалось? Вокруг было совсем темно.

— Простите, утомила вас. Потерпите, осталось совсем немного. Я должна объясниться, а признание… признание закончилось.

— Тогда присядем.

Они выбрали скамейку у входа в какой-то сквер. Расположились рядом. Как пережившее что-то очень важное близкие люди.

— Вы позволите? — Михей накинул на ее плечи свою ветровку.

— Благодарю… — она помолчала, прислушиваясь то ли к звукам засыпающего города, то ли к пульсирующим в глубине мыслям и чувствам.

Он не торопил. И тоже прислушивался. Совпадения продолжались. И не требовали осмысления.

— Помогите. Попробуйте остановить. Я не хочу жертв. Больше не хочу. Что-то сломалось. Перегорело. Перевернулось с ног на голову. У меня семья. Я люблю своих девочек больше жизни. Примерно так, как любила своих мальчиков. Хочу посвятить себя только им. Лечить, учить, воспитывать. Одаривать нежностью и лаской. Баловать.

А остальные… Во мне нет ненависти. Она умерла, захлебнулась в потоках переживаний, страхов и терзаний совести. Теперь всю жизнь буду жалеть, что не остановилась вовремя.