На перепутье

— Но ты же любишь его, — заикаясь, произнес он. — Костас сказал, что любишь! Твой собственный отец рассказал мне, насколько ненавистно тебе искусство Леона, поэтому, когда Леон попросил меня скупить все его работы и затопить их, мы оба решили, что ты будешь счастлива. Тара! Ведь такая жертва! Что еще ты можешь требовать от мужчины в доказательство любви? Через меня он анонимно скупает все свои работы, чтобы уничтожить их из любви к тебе. Это также вроде как шутка в отношении сообщества художников. Правда, я ее не понимаю. Леон купил моего «Аристотеля» из города Стагируса и перевез его сюда. Он собирается поставить эту статую на то место, где когда-то стояла одна из его собственных работ.

— Аристотель! — взорвалась Тара. — Если я услышу еще хоть одно слово об этой клятой статуе, я разобью ее на мелкие кусочки и тебя вместе с ней! Так вот почему ты согласился на эту глупость? И даже рисковал моей жизнью?

Базилиус в отчаянии покачал головой. По его морщинистым щекам текли слезы.

— Как ты могла такое подумать? — задыхаясь, спросил он. — Мы все тебя любим. Мы делаем все, что, как нам кажется, хотелось бы тебе.

Тара начала стягивать костюм.

— Отвези меня назад! — решительно потребовала она. — И держи Леона от меня подальше.

Но, когда Базилиус открыл дверь, Леон ворвался в каюту.

— Убирайся! — взвизгнула Тара. — Мы оба могли погибнуть. И ради чего? Убирайся с глаз моих!

— Ради чего? — Леон схватил ее за руки и прижал их к бокам, чтобы она не могла его ударить. — Как ты не понимаешь? Я тебя

люблю! Как ты не понимаешь? Для меня ничего больше не имеет значения. Ничего! — Он грубо встряхнул ее, пытаясь заставить понять его. — Тара!

Она вырывалась из его рук с такой силой, что он испугался, как бы она не ударилась обо что-нибудь в тесной каюте.

— Я бы никогда не допустил, чтобы с тобой что-нибудь случилось там, внизу. И Базилиус, и твой отец знают, как я к тебе отношусь. Они знают, что я пожертвую своей жизнью, чтобы спасти тебя. Но они оба знают и то, насколько ты упряма. Учитывая мое прошлое и то, как мы расстались, я не мог просто сказать тебе, что я отказываюсь от того искусства, которое ты ненавидишь. Я должен был показать это такими действиями, которые ты не могла бы проигнорировать.

Никто никогда не сможет любить тебя так, как люблю я.

Потрясенная его последними словами, Тара подняла глаза и, зарыдав, упала в его объятия.

Глава двадцать девятая

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? А ведь прошлой ночью ты сказала, что мы все обсудим.

Тара отвернулась к иллюминатору маленького реактивного самолета, чтобы не видеть умоляющих глаз Леона.

— Я также сказала, мне нужно время, чтобы обдумать все, что ты сделал, — прошептала она в ответ. — Ты не должен давить на меня и не переноси эту вчерашнюю эскападу в публичное место. Я знаю, нам нужно поговорить, но придется подождать до окончания вечеринки. Тогда мы сможем поговорить открыто, без помех и посторонних ушей. — Тара натянуто улыбнулась. — И без всяких эмоциональных взрывов и с твоей, и с моей стороны, — добавила она. — Ты же видишь, здесь невозможно что-либо обсуждать.

После истерики ей удалось убедить расстроенного Леона и заплаканного Базилиуса, что к ней не следует приставать в те пять часов, которые понадобятся для перелета в Нью-Йорк. Она была так измотана духовно и физически, что даже поспала несколько часов. Базилиус связался с Костасом по телефону, и, когда они добрались до Нью-Йорка, тот ждал их на пирсе с такси. Он завернул Тару в бабушкино одеяло и крепко держал всю дорогу до дома. Иногда она ощущала, как капают его слезы ей на волосы, но, слава Богу, он молчал, — это ей было необходимо.

Теперь она сидела вместе с Леоном в самолете Готардов. Кроме них там находились Блэр и Пэрри, Роберт Вэн Варен, пожилой художественный критик, и его юная подруга, Дениз Соммерс, агент Леона Фло и — Таре пришлось тщательно скрывать свое отвращение — Эйдриа Касс, его «подруга» и художница, кроме того, Кронан Хаген и его жена Сиделл. Эта пара сидела в конце самолета. Только стюард, который только что разнес напитки, сидел один.

Леон казался сейчас невероятно хрупким. Возможно, он и в самом деле изменился? И что это может означать для нее теперь, когда Димитрий ворвался в ее жизнь таким романтическим образом? Она вспоминала тот первый день на островах, когда она с Димитрием впервые увидели Леона, и все, что случилось потом, после этого судьбоносного дня. Теперь их пути изменились. Куда они поведут? Перепутье, подумала она. Для всех троих.