На полголовы впереди

– Ну, может быть, и сказала. Наверное, я не то имела в виду. Или не совсем то. Я не знаю, что я имела в виду. Почему трудно быть богатым?

– Слишком много искушений. Слишком много возможностей сбиться с пути.

– Вы хотите сказать – наркотики?

– Что угодно. Слишком много пар туфель. Слишком высокое мнение о себе.

Она поджала ноги под себя и обхватила коленки руками, глядя на меня поверх них.

– Никто не поверит, что у нас с вами был такой разговор. – Она помолчала. – Вы хотели бы стать богатым?

Это был вопрос, ответить на который я не мог. Избегая прямого ответа, я вполне искренне сказал:

– Ну, я бы не хотел ходить голодным.

– Мой отец говорит, – заявила она, – что человек не становится лучше оттого, что он богаче, – человек становится богаче оттого, что он лучше.

– Неплохо сказано.

– Он всегда говорит что-нибудь в таком роде. Иногда я его совсем не понимаю.

– Похоже, что ваш брат Шеридан, – сказал я осторожно, – не так уж счастлив.

– Счастлив! – презрительно отозвалась она. – Он никогда не бывает счастлив. За всю его жизнь я почти не видела, чтобы он был счастлив. Разве что тогда, когда над кем-нибудь смеется. Наверное, когда он над кем-то смеется, он счастлив, – неуверенно сказала она. – Только он всех презирает, поэтому над всеми и смеется. Мне очень жаль, что я не люблю Шеридана. Я хотела бы иметь потрясающего брата, который заботился бы обо мне, и мы с ним могли бы ходить во всякие места. Вот было бы весело. Только не с Шериданом, конечно, потому что это наверняка кончилось бы скандалом. Он ужасно себя ведет в этом путешествии. Гораздо хуже, чем обычно. Я хочу сказать, что мне за него стыдно.

Она нахмурилась: эти мысли не доставляли ей никакого удовольствия.

– Кто-то мне говорил, – сказал я, старательно скрывая жгучее любопытство, – что у Шеридана были какие-то неприятности в Англии.

– Какие-то неприятности? Я не должна вам этого говорить, но ему бы не миновать сесть в тюрьму, только они сняли обвинение. Я думаю, отец от них откупился... Вот почему Шеридан сейчас делает все, что говорят родители, они пригрозили, что стоит ему только пикнуть, как они дадут делу ход.

– А они еще могли бы дать делу ход? – как будто между прочим спросил я.

– Что такое срок давности?

– Это предельный срок, – сказал я, – по истечении которого человека нельзя судить за нарушение закона.

– Это в Англии?

– Да.

– Вы ведь англичанин, да?

– Да.

– Он сказал: "Берегитесь, срок давности истечет еще очень не скоро".

– Кто сказал?

– По-моему, это был адвокат. Что он имел в виду? Что Шеридан все еще... все еще...

– Может быть осужден?

Она кивнула.

– И так будет всегда?

– Может быть, долго.

– Лет двадцать?

По ее тону было ясно, что для нее это невообразимо долгое время.

– Если совершено что-то серьезное.

– Я не знаю, что он там сделал, – в отчаянии сказала она, – я только знаю, что это испортило нам все лето. Безнадежно испортило. И мне сейчас надо бы ходить в школу, но они заставили меня отправиться на этом поезде, потому что не хотели оставлять меня дома одну. Ну, не совсем одну – одну, если не считать прислуги. Это из-за моей двоюродной сестры Сьюзен Лорримор, ей семнадцать, – летом она сбежала с сыном их шофера, и они поженились, и в семье было просто настоящее землетрясение! А я понимаю, почему она это сделала, – они все время оставляли ее одну в этом огромном доме, а сами уезжали в Европу, и ей было скучно до безумия, и к тому же этот сын их шофера умница и отличный парень, и она прислала мне открытку, где говорится, что она ни о чем не жалеет. Моя мать до смерти боится, как бы я не сбежала с каким-нибудь...

Она внезапно замолчала, испуганно взглянула на меня и вскочила со скамейки:

– Я совсем забыла. Я забыла, что вы...

– Это ничего, – сказал я, тоже вставая. – Правда, ничего.

– Наверное, я слишком много болтаю. – Она была смущена и встревожена.

– Вы не...

– Нет. Ни слова, никому.

– Кит говорил, что мне надо бы придерживать язык, – сказала она с обидой. – Он не знает, каково это – жить как в склепе, когда все злятся друг на друга, а папа старается улыбаться. – У нее перехватило дыхание. Что бы вы сделали на моем месте? – спросила она.

– Сделайте так, чтобы ваш отец смеялся.

Это ее озадачило.

– Вы хотите сказать... сделать его счастливым?

– Ему нужна ваша любовь, – сказал я и указал на тропу, которая вела к отелю. – Если хотите идти первой, я некоторое время пережду.

– Давайте пойдем вместе, – сказала она.

– Нет, лучше не надо.

Обуреваемая противоречивыми чувствами, в которых я вряд ли помог ей разобраться, она нерешительно пошла по тропинке и, раза два оглянувшись. скрылась за поворотом, а я снова сел на скамейку, хотя уже становилось прохладно, поразмыслил о том, что она рассказала, и, как всегда, возблагодарил судьбу за то, что у меня была тетя Вив.