На пути в Бабадаг

Каприз реки образовал здесь что-то вроде длинного обрывистого полуострова. В скалистых стенах был выдолблен монастырь. Несколько маленьких окошек глядело на этот извечный пейзаж, на прекрасное небытие в поисках формы. В кельи можно было попасть лишь со стороны обрыва, поднимаясь на цепях по отвесной скале. Затем монахи убирали цепь, оставляя одиночество и пустое пространство. Как в египетском Скитисе, где монахи-отшельники вызывали демонов на поединок. Позже я видел еще другие монастыри, но они выглядели каким-то импортным товаром. Впрочем, так оно и было, потому что их выстроили русские в помпезном имперском стиле. Орхей представлял собой просто выдолбленные в скале пещеры, попытку сбросить проклятие времени. Опыт жизни в вечности. На низких сводах келий, в которых можно было только лежать или стоять на коленях, виднелись отпечатки раковин, извилистые орнаменты моллюсков, знаки первых семи дней творения, когда вода еще не до конца отделилась от суши, а тьма — от света. Я пытался себе представить, как они ползают во мраке, ведут звериное существование в пещере, на четвереньках и немыслимым для нас образом преодолевают свою телесность, свою человечность. Покидают смердящие и завшивленные оболочки, потому что зримое и осязаемое существует лишь затем, чтобы истина открывалась не всем.

Но это было давно. Теперь немногочисленные монахи просто жили в деревне у подножья обрыва. В маленькой, выдолбленной в недрах земли часовне мы застали одного. Худой, бородатый любитель поговорить, он, видно, поездил по миру, потому что принял нас за словаков. Монах рассказал нам историю монастыря, показал пустые, дочиста выметенные кельи без окон, где приходилось опускаться на корточки, и тут же переключался на трех офицеров из русской, молдавской и украинской армии. Они чудно выглядели в этом месте, в форме, без оружия и с фотоаппаратами. Русский в большой фуражке был старший по возрасту и, видимо, по рангу. Украинец был самый молодой, красавец, в черных зеркальных очках похожий на голливудского актера, исполняющего роль солдата. Да, они странно выглядели в этом извечном пейзаже с монахом-экскурсоводом. Потом мы видели, как они фотографируются на фоне обрывов и меандров реки Рэут. Они передавали друг другу аппарат и замирали напряженно, словно перед ними был не безлюдный ландшафт, а по меньшей мере батальон. Это миротворцы, миротворческие силы. Они стерегли границы несуществующего государства, стерегли границы Приднестровья. А эти, видимо, получили увольнительную.

Итак, формально Приднестровья не существует. Приднестровье не признано ни одним государством. В длину оно насчитывает около двухсот километров, но узенькое, точно европейское Чили. В самом широком месте — чуть более тридцати километров. Ехать туда было страшновато. Нас предупредили — если что, не очень понятно, к кому обращаться. Призрачное государство, и правила поведения в нем довольно призрачны. Однако мы все же рискнули. Повез нас Валерий на десятилетней «вектре». Валерий не боялся ничего: вчера Киев, завтра Москва, послезавтра Вена, так что можно и в Приднестровье — пожалуйста. При коммунизме, когда он работал инженером-агротехником, жизнь была, правда, получше, но и теперь сносно, просто приходится прилагать больше усилий. Да, Валерий не тужил и ничему не удивлялся. Мы хотели въехать в несуществующее государство через самое захолустье, через Рэскэець, где Днестр разделяется на два рукава, петляет, вьется, — на карте он напоминает небрежно брошенную голубую ленточку. Сначала был длинный и пустой мост через реку. По нему с приднестровской стороны ехали только двое мальчишек на велосипедах. На багажниках они везли вязанки хвороста. Потом начинались кукурузные поля, посреди которых стояла будка с одиноким молдавским таможенником в черной форме. Молдавия, разумеется, не признает сецессию этого «государства», предоставив ему только статус своеобразной автономной области, не признает границ, так что паспорт предъявлять не нужно и все такое. Но на всякий случай молдавские таможенники там дежурят. Все-таки в Приднестровье, в Кобасне, находятся крупнейшие в Европе оружейные склады. Предполагалось, что отсюда, из Тирасполя, Советский Союз может двинуть войска на Балканы, Грецию и так далее.