На развалинах мира

У меня перед глазами опять стали появляться багровые круги, еще немного – и сознание могло отключиться, чтобы впасть в уже виденный кошмар. Стали всплывать лица покинутых мною близких… Всего несколько десятков часов назад, я был в кругу своей семьи, держал на руках сына и целовал печальные глаза жены – ей так не хотелось со мной расставаться. Что станет с ними? Как они это переживут? И переживут ли?

От ярости я заскрежетал зубами. И тут, что-то неуловимое, заставило меня замереть, напрячься и полностью сконцентрировать свое внимание на этом, еще не осознанном полностью ощущении… Я свободно дышал! Не задыхаясь, не чувствуя постепенного удушья – а ведь воздух в замкнутом пространстве не мог быть не спертым. У него была лазейка! А раз она была у него – то, что мешало мне ее отыскать? И, вдруг она окажется такой, что будет пригодна и для меня?

Обшаривая сантиметр за сантиметром, неоднократно исцарапав себе пальцы, я проверял бетонные стены. Отверстие должно было быть! И оно действительно нашлось! Это оказалась вделанная в стену решетка. Она плохо держалась, и я без труда сорвал ее с места. Дыра была очень узкой, но я смог просунуть в нее голову – и сразу ощутил разницу между тем воздухом, которым дышал и тем, который оказался за пределами трубы. Я стянул с себя свитер – от него и так ничего не оставалось, и, изгибаясь и выворачиваясь, протиснулся сквозь этот спасительный лаз, туда, где ожидал встретить свое спасение.

Моя радость оказалась несколько преждевременной. Это опять была труба, возможно, идущая параллельно первой, в которой я оказался вначале. Но, в отличие от нее, она не могла быть замкнута с обеих сторон – иначе я не заметил бы в ней притока воздуха, позволяющего мне не задохнуться, до сих пор. Повторив все, как в первый раз – передвижение вдоль стен – я прошагал так около нескольких минут. Привыкшие к темноте глаза различили еле уловимый свет, почти не позволяющий что-либо рассмотреть. И все же это был свет, падающий откуда-то сверху. Труба закончилась. Я стоял на дне вертикального колодца и дрожал от возбуждения и сознания того, что ничего не могу поделать… Где-то там, наверху, находилось отверстие, сквозь которое просматривались огненные сполохи. Подняться по колодцу не предоставлялось возможным – он был лишен каких-либо приспособлений для этого. Ни скоб, обычно сопутствующих подобным сооружениям, ни лестницы я не заметил. Свобода была рядом – всего в паре десятков метров над головой. Но она была недоступна…

Я просидел на дне колодца около часа. Апатия завладела мною почти полностью – я сделал все, что мог… От усталости я откинулся назад, привалившись спиной к стенке, и уперся во что-то мягкое. Отстранившись, я протянул руку, чтобы проверить, во что попал. Это был труп. Кто-то упал сюда с высоты и при падении свернул себе шею. Я, преодолевая некоторое смущение – мне еще не приходилось обыскивать мертвые тела – обшарил его карманы. И – о счастье! – в них нашлась сухая и годная к употреблению коробка спичек.

Чиркнув, я осветил место своего пристанища. Диаметр колодца оказался около трех метров. На его дне валялся всякий хлам, попавший сюда с высоты, и среди него я успел разглядеть нужную мне вещь – несколько сухих тряпок. Как и почему сюда не попала вода при наводнении – меня не интересовало. Я намотал их, на какой-то железный прут и поднес огонек. Убогий факел осветил мою тюрьму. Воздушная тяга не давала ему потухнуть, и я еще раз убедился в том, что выбраться наверх я не смогу. Звать на помощь не имело смысла – с такой глубины мои крики вряд ли мог бы кто ни будь услышать. А если бы и услышал – на верху было такое разрушение, что судьба одного человека уже ничего не значила…

Оставался только один вариант – возвращаться по этой трубе назад, и идти по ней, до тех пор, пока она не выведет меня туда, где я смогу подняться на землю. Я собрал все тряпки, которые по моему разумению могли мне понадобиться, и, бросив прощальный взгляд наверх, отправился в этот страшный путь, в неизвестность и темноту, где единственным моим спутником оставалась только надежда…