На рейде "Ставрополь" (СИ)

Опустив бинокль, Генрих Иванович долго стоял в оцепенении. Сначала ему показалось, что он как-то не так прочитал переданное, но, увидев перед собой перекошенное от ужаса лицо вахтенного, понял: нет, все прочитано верно. И тогда, побледнев, он понял: во всем, что происходит сними, - злой рок судьбы, перст божий. Их, ослушников, поправших свой долг перед Россией-матерью, карает сама жизнь. И карает жестоко, безжалостно, бьет больно, наотмашь. Генрих Иванович был старым моряком, и слышал много раз, что означает на судне это страшное слово - "чума". Но столкнуться с черной смертью так близко... Нет, этого ему никогда раньше не приходилось, и ы мыслях не было увидеть ее столь близко!

"Кишинев" тем временем окружили, а потом, словно по щучьему веленью, мгновенно отхлынули от него прочь китайские джонки. А потом им на смену, тяжело чихая двигателем, направился большой и неуклюжий катер санитарной службы.

- И как это они не боятся туда идти? - спросил Грюнфильд, обращаясь к пустому месту вокруг. Но пустота ответила голосом второго помощника:

- Вы то-то слишком взволнованы, Генрих Иванович! Чума не так страшна, как это нам кажется. Существует так называемая хафкинская предохранительная прививка. Ее делают всем тем, кто имеет соприкосновение с пораженными болезнью. Кстати говоря, в прошлом году лично мне ее делали, и даже дважды. Так что я вполне могу сгонять на "Кишинев". С вашего позволения, конечно.

- Ни в коем случае! - резко и торопливо возразил Грюнфильд. - Только этого удовольствия нам еще недоставало!

- Но, господин капитан, прививка эта, доложу я вам, готовится медиками из убитой культуры чумных бацилл. Она абсолютно надежна.

Бледное доселе лицо капитана покрылось красными пятнами гнева. Оно как-то странно задергалось, и он крикнул вибрирующим голосом так, что даже матросы снизу начали оглядываться на мостик:

- Извольте! Извольте молчать, милостивый государь! И! потрудитесь больше не предлагать мне подобных глупостей! Чтобы у меня сей же час!.. Соберите совещание.

Он быстро сбежал вниз по трапу и скрылся в своей каюте.

- Подвахтенный, - как ни в чем не бывало распорядился Шмидт. - Первого помощника, механика, председателя судкома и боцмана - к капитану немедленно.

...Когда все вошли, Грюнфильд уже сумел взять себя в руки. Он, окинув взглядом собравшихся, начал негромко, но с некоторой долей торжественности в голосе:

- Я пригласил вас, господа, с той целью, чтобы сообщить вам, что не спал всю минувшую ночь. Да, да! Не удивляйтесь, пожалуйста, без нужды бессонницей я пока не страдаю. Но судьба нашего парохода и людей приводит меня в трепет и лишает сна!

Капитан говорил долго, стараясь как можно убедительнее и аргументированнее изложить свои сомнения и трудности, которые, взятые вместе, должны привести и приведут команду "Ставрополя" к неминуемой гибели.

- А посему, - голос капитана зазвенел, - а посему, господа, я принял решение поднять незамедлительно пары и воротиться во Владивосток, - закончил он. -Как капитан гарантирую всем вам вполне благополучное возвращение. И заявляю, опять же как капитан, что всю меру ответственности за наш опрометчивый и, скажем прямо, достаточно неразумный шаг я принимаю на одного только себя. Я не намерен прятаться за спинами других во время ответа и смею надеяться, что это само по себе смягчит участь всех остальных членов экипажа. Я кончил.

Наступила долгая, напряженная тишина. Все понимали: в случае окончательного упрочения на Дальнем Востоке меркуловщины рассчитывать им ровным счетом не на что. "Как проверить, как уточнить сообщение, полученное Лаврентьевым? - мучительно соображал Шмидт. - Неужели же все в нем - правда?! Нужно развеять у матросов малейшие сомнения по этому поводу... Но как?"

- У нас нет никаких оснований не доверять господину Лаврентьеву, - тихо сказал Грюнфильд, буквально прочитав мысли своего второго помощника. - Этот человек всегда относился и относится к нам с открытым сердцем! Отчасти ему мы обязаны самим фактом своего существования до сих пор. Одним словом, - он окинул взглядом всех сидящих снова, - хватит отмалчиваться. Прошу высказываться. Первый помощник!

Копкевич встал. На гладко выбритом, как всегда, лице его не было и тени колебания.

- Я не хотел бы напоминать своим коллегам о том, что капитан - бог на судне, и его приказы обсуждению не подлежат, - твердо сказал он. - Но, уж коли сей бог считает необходимым знать по данному поводу мое мнение, отвечу. Я согласен с каждым словом, которое произнес сейчас господин Грюнфильд. Думаю, что даже господа большевики согласятся с ними. Заявляю также, что ответственность вместе с капитаном должны разделить и его помощники. Первый из них - я.

Копкевич сел, и Генрих Иванович не удержался - подойдя к нему, крепко пожал руку.

- Достойный мой друг, но не надо лишних жертв! - взволнованно сказал он.

Теперь все взгляды устремились на Шмидта - его черед, черед второго помощника. Он встал - невысокий, собранный, несколько даже щеголеватый. И заговорил непривычно громко, резко отделяя одну фразу от другой.