– Я так рада! Что же, приступим к списку дел на сегодня. Необходимо: смазать створки ворот, починить забор в некоторых местах и срубить одно дерево возле входа в монастырь, уж очень опасно оно накренилось после недавней грозы.
– Хорошо, показывайте мне кладовую с инструментами и места моей сегодняшней работы, – ответил я.
– Конечно, сейчас, Виктор…
Началась монотонная речь настоятельницы, после чего я собрался с силами и пошел пилить дерево возле входа в монастырь. Это была ель, высокая и старая. Она напомнила мне о детстве, о еловом лесе, как месте, где все величественно и забвенно, в какой–то степени даже неприкосновенно.
Я подошел к ней, топор был в моих руках. Он занесся за мою широкую спину, затем тяжело рухнул на ствол дерева. Ничего не произошло. Ни щепки, ни стружки. Ель оставалась такой же целой, нерушимой. Я замахнулся второй раз, ударил, это не дало никаких плодов. За ним третий, четвертый и так далее. Ничего. Абсолютно ничего. Тогда я принес ножовку. Пилил треть часа. Безрезультатно. Еще позже я принес цепную пилу. Завел ее. Своим ревом она затмила все звуки вокруг, заставив всех птиц в округе разлететься. Она впилась своими зубьями в кору величественного древа и… Просто–напросто увязла в древесине.
– Да черт бы побрал эту ель! – думал я, стиснув зубы от гнева.
Я присел под кроной ели. День, несмотря на позднюю осень, был теплым.
Подул приятный южный ветер. С иголок пихтового дерева упали капельки росы. Затем на мое плечо свалилась шишка. Рассыпались бурые орешки по влажной земле. Нечто похожее со мной уже случалось ранее. Возможно, это был знак свыше, но я не смог его понять.
Гнев покинул мой разум, оставив после себя грусть. Не многого я достиг в своей жизни, но всегда надеялся, что в моих руках есть сила, данная от рождения, с помощью которой смогу достигнуть высот. А со временем я понял, что не какие–то неведомые высоты мне нужны, а что–то более приземленное…
Закончив раздумья, я решил продолжить свою работу, но уже с тем, с чем я мог справиться.
Оставшуюся половину дня я чинил забор, а затем смазывал петли ворот монастыря.
Необходимо было наведаться к настоятельнице Авдотье. Я нашел ее рядом с колокольней. Следующий наш с ней разговор был полон обыденности и моих объяснений. Я долго рассказывал о том, как сложно спилить ель возле ворот монастыря, а раз так, то и не нужно опасаться за свою безопасность под ней. Матушку устроило мое объяснение, а потом она предложила мне исповедаться, если я желаю.
– Что вас тревожит, сын божий, Виктор? – спросила Авдотья.
– Мой дом…
– Расскажите все, что вас беспокоит. Вы согрешили и чувствуете свою вину? Бог вас простит, рассказывайте все так, как оно есть.
– Это случилось ночью, три дня назад. Я сидел на кухне отчего дома вместе с родителями. Отец напился, как это бывало обычно после смены. Случилась ссора… Я заступился за мать… Отец набросился на меня с кулаками, а мать… Мать схватилась за нож… и, кажется, убила его… – сказал я, отведя свой взгляд в пол. – Мама не виновата. Она лишь жертва, поймите… А я… Мне пришлось уехать куда глаза глядят… – с комом в горле проговорил я.
Матушка Авдотья окрестила меня божьим знамением, а потом, подобно любящей матери, обняла меня. Я больше не мог сказать что–либо, в моем горле застрял ком, а в душе накатили чувства.
– Ты ни в чем не виноват, мальчик мой, ты сделал правильно, когда заступился за мать… Но оставлять ее одну было опрометчиво. Да, тебе было больно. И тебе больно сейчас. Но каково было ей?
– Я не понимал тогда этого. И сейчас многого не понимаю…
– Бог с тобой, Виктор, Он всегда рядом. Знай, что все трудности, которые появляются у тебя на пути – это проявление любви Господня. Ты уже можешь идти к себе, отдыхать. Вот, возьми это, – с сочувствием сказала она, протянув мне небольшое распятие.
*Далее из записей вырвана страница*
Вечерело, я вышел из стен монастыря в смешанных чувствах, теперь мне стало понятно, что мой новый дом здесь.
Глава 7
Совсем стемнело. Я шел домой. Уж не знаю, чего я ожидал в тот миг: умереть, бесследно исчезнуть из этого мира или же вновь воскреснуть душою.
Но мир для меня никогда не мог умереть, он всегда раскрывался предо мной, как книга, показывая новые страницы жизни. Он то не давал мне покоя своей многогранностью и непоколебимостью людского быта, то уходил в никуда, но потом снова появлялся, возрождался, словно птица Феникс из пепла.
Вот и сейчас я был готов разорваться на части, распасться на молекулы. Снова никто не мог меня услышать, только одинокая дорога да серебряная луна сопровождали меня в тот момент.
На землю спустился туман, а вместе с ним и октябрьский холод. Ничто не могло меня пробрать.
Но вот из чащи леса раздался гул. Какой–то зверь снова протяжно завыл. Я ускорил свой шаг, желая как можно быстрее дойти до дома. Внезапно зашуршала опавшая листва за моей спиной, и я обернулся.
Предо мною стоял Волк, который не скалил зубы, но судорожно рассматривал мои черты лица, будто хотел вспомнить меня, как старого друга.