Читаем На сибирских ветрах. Всегда тринадцать полностью

— Ну как же по какому. По тому самому. Не забыл я. Давайте готовить проект. Постараемся доказать целесообразность эксплуатации нашего цирка в зимних условиях.


ОТ АВТОРА

Заключая третью часть


1


Стремительно и красочно цирковое лето. Уходят на недолгий отдых зимние цирки, но зато вздымаются шатры шапито. Из конца в конец страны мчатся цирковые кавалькады: их участники — выходя на импровизированные манежи — выступают перед целинниками, шахтерами, металлургами, рыбаками. А в огромных чашах стадионов проводятся цирковые празднества, и десятки тысяч зрителей рукоплещут искусству сильных, отважных, ловких.

Летом шестидесятого года, собирая материал для книги, я совершил поездку по цирковой периферии. В сжатых пределах авторского отступления нет возможности поделиться всеми впечатлениями. Попробую рассказать хотя бы об одном дне.

Приехав в Воронеж, я узнал, что сохранился дом, некогда принадлежавший Анатолию Леонидовичу Дурову.

— В войну дом сильно пострадал, — сказали мне. — Гитлеровцы разграбили богатейшие коллекции, уничтожили почти всю обстановку. И все же побывайте. Даже в нынешнем виде дом хранит память о своем хозяине!

В жаркий июньский полдень я пришел на тихую улочку, косогором спускавшуюся к реке. Летел и летел тополиный пух. За раскрытыми воротами виднелся обшарпанный дом. С крыльца я ступил на лестницу, каждая ступень которой скрипела: «Напрасно пришел! Ничего не сохранилось!». Но, продолжая подыматься, я увидел по стенам медальоны. Один свидетельствовал: «Искусство ревниво: оно требует, чтобы человек отдавался ему целиком». Другой утверждал: «Кто людей веселит — за того весь свет стоит!». А третий, рядом с дверьми, обитыми залатанной клеенкой, как бы приглашал: «Добрые гости — хозяину честь!». И я постучался в эти двери.

Откликнулся голос, глухой и немощный. Женщина, которую я увидел перешагнув порог, была прикована к креслу возле окна. Старая, больше чем старая — дряхлая женщина. Однако стоило ей улыбнуться, я поразился живости бархатисто-черных, глубоких глаз.

— Вы к Анатолию Леонидовичу? — справилась женщина. — Ну конечно, многие, очень многие к нему приходят!

И перевела взгляд в угол комнаты. Там, на высокой подставке, стоял гипсовый бюст, и я сразу узнал моложавую, энергичную вскинутую голову.

— Вам нравится? Да, удачный, похожий портрет, — сказала женщина. — Возвращаясь из гастрольных поездок, Анатолий Леонидович всегда входил в свой дом именно с такой обрадованной улыбкой. Он так гордился своим жилищем, столько вкладывал во все окружающее и выдумки и вкуса. Он даже каталог отпечатал с полным описанием всех своих коллекций. У меня один-единственный экземпляр сохранился... Не было случая, чтобы он не привез что-либо новое. Вот и эта океанская раковина. Возьмите в руки, прислушайтесь: она по-прежнему шумит прибоем... Что еще сохранилось? Вот этот столик. Он особенный — не на ножках, а на рогах оленя. И этот табурет — он тоже на оленьих копытцах. И еще картина на стене. Анатолий Леонидович хорошо владел кистью. Здесь он изобразил свою любимую собаку Лильго. На манеже он представлял ее как собаку-математика. Огромный имела успех. Многие в публике верили, что она и в самом деле математик. Я тоже и любила, и дрессировала животных. Вы, конечно, не помните: мисс Элен — так звали меня в афишах. Я выступала наездницей. Белогривая лошадь и стая борзых...

Нет, я помнил. Как-то, знакомясь с материалами музея цирка, я натолкнулся на изображение изящной амазонки — мисс Бель Элен, прекрасной мисс Элен.

— Почему вы на меня так пристально смотрите? — спросила женщина. — То, о чем я рассказываю, было давно, очень давно. Настолько, что мне иногда начинает казаться — это было в какой-то другой, в приснившейся жизни...

Снизу, со двора, послышался голос:

— Елена Робертовна! Кажется, мне удалось...

Женщина встрепенулась. С усилием приподнявшись в кресле, она наклонилась над подоконником. Внизу, в глубине двора, я увидел худенького старичка в спецовке, запачканной мелом и глиной.

— Это Карл Иванович, второй мой муж, — объяснила Елена Робертовна и поманила рукой: иди сюда, иди скорее. — Карл Иванович был и остался преданным поклонником Анатолия Леонидовича. Во время войны не только дом, сад тоже пострадал. Карл Иванович мечтает вернуть саду прежний вид: восстановить фонтан и клумбы, беседки, грот. Конечно, это нелегко, требует сил...

Тут в комнате появился Карл Иванович.

Сгорбленный, с лицом, изрезанным глубокими морщинами, он также был очень стар. А ведь когда-то зрители лучших цирков мира любовались красавцем акробатом Карло Фаччиоли — уроженцем Милана, героем нашумевшей киноленты «Камо грядеши». Объехав полсвета, Фаччиоли навсегда остался в России.

— О, я делаю все, что могу! Елена Робертовна избрала меня, и я горжусь оказанной честью. Я и дальше не пожалею сил. Но это только начало. Я понимаю: пока не хватает возможностей. Но я уверен — дом восстановят в прежнем виде. Это ведь дом Анатолия Леонидовича Дурова. И дом, и сад!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свет любви
Свет любви

В новом романе Виктора Крюкова «Свет любви» правдиво раскрывается героика напряженного труда и беспокойной жизни советских летчиков и тех, кто обеспечивает безопасность полетов.Сложные взаимоотношения героев — любовь, измена, дружба, ревность — и острые общественные конфликты образуют сюжетную основу романа.Виктор Иванович Крюков родился в 1926 году в деревне Поломиницы Высоковского района Калининской области. В 1943 году был призван в Советскую Армию. Служил в зенитной артиллерии, затем, после окончания авиационно-технической школы, механиком, техником самолета, химинструктором в Высшем летном училище. В 1956 году с отличием окончил Литературный институт имени А. М. Горького.Первую книгу Виктора Крюкова, вышедшую в Военном издательстве в 1958 году, составили рассказы об авиаторах. В 1961 году издательство «Советская Россия» выпустило его роман «Творцы и пророки».

Лариса Викторовна Шевченко , Майя Александровна Немировская , Хизер Грэм , Цветочек Лета , Цветочек Лета

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Фэнтези / Современная проза