На службе у Изгоя

Счастливый визг Рюрика, узнавшего отца, и счастливое лицо самого Ростислава, посветлевшее при виде бросившегося к нему сына, расставили все точки на «i». На онемевшего Даура было жалко смотреть. Мы расступились, пропуская Ланку, щеки которой пылали от боли, унижения и незаслуженной обиды. Ох, какими глазами она прожигала тогда супруга, каким скорбным был его ответный взгляд, когда князь набрался мужества посмотреть в лицо мадьярки…

Только-только взглянув на супругу, Ростислав обернулся к нам. Я сразу понял, что на гостеприимный прием рассчитывать не приходится.

– Кто такие?

Мы низко поклонились князю. Перед тем я хорошенько рассмотрел правителя Тмутаракани, пытаясь сложить о нем мнение. При взгляде на простое мужское лицо с несколько даже грубоватыми чертами и крепким подбородком, выступающим вперед, я бы и не сказал, что передо мной особа голубых кровей. Ни дать ни взять обычный ратник-топорщик, а ведь поди ж ты… Запомнились мне светлые, практически желтые волосы и красноватый оттенок кожи.

– Мы воины, княже, путь держим из Новгорода, желали войти в твою дружину. С нами был купец, он хотел поднести тебе в дар этот меч, – я оголил сверкающий харалужный клинок, держа его перед собой, – но он пал в бою с разбойниками, как и многие наши соратники. Мы добрались до Волыни, потому что знали: семью там твою в заточении держат. И выкрали ее! Наконец, плыли в Тмутаракань, да на нас напали разбойники морские…

Сзади послышался сдавленный полухрип-полустон, и Ростислав перевел пылающий гневом взор на Даура. Но смотрел на него недолго, практически сразу вновь развернувшись к нам, после чего заговорил – и голос его был совсем не радушен:

– Дар купца оставь себе, вот моя княжья воля. У меня самого клинок из харалуга. – Ростислав хлопнул по рукояти покоящегося в ножнах меча и продолжил: – А в дружине у меня достаточно храбрых воинов, так что…

Ланка звенящим от напряжения голосом перебила мужа:

– Но разве твои храбрые воины отбили семью во Владимире? Разве они доставили нас к тебе на порог, княже? Разве они защищали детей твоих от стрел половецких да от мечей разбойных? И разве отпустишь ты сих мужей без пира в их честь? Или не рад ты возвращению семьи, супруг мой милый?!

Лучше бы Ланка промолчала… Такого публичного унижения князь нам никогда не простит – после ее слов было просто страшно смотреть на его малиновое от стыда лицо. Мне пришлось опустить голову. Но молчал Ростислав недолго:

– Супруга справедливо напомнила мне о законах княжеского гостеприимства. Конечно, мы устроим пир в честь смелых освободителей моей семьи! И ты, Даур, пойдешь с нами!

Вроде бы и хорошие для нас слова – но каким же звенящим от напряжения голосом были произнесены!.. И вот он, пир в нашу честь, где мы сидим у стены, как можно дальше от князя. Впрочем, здесь все столы развернуты к княжьему перпендикулярно, в один ряд, то есть все присутствующие как бы равны, но именно что «как бы»… Потому что мы-то у стены, а многочисленные касоги, среди которых вольготно восседает Даур, расположилась напротив Ростислава.

М-да, это провал… И людей я за собой потащил, многих на смерть, и сделать толком ничего не сделал. Не примет меня в дружину князь, а коли и примет, не бывать мне на его пирах, да и не прислушается он ко мне в случае чего. Может, пока не поздно, отправиться к Всеславу Брячиславичу, да уговорить его и дальше вниз по Двине спускаться, покоряя местные племена, а не на Новгород нападать?

Мои мысли прервал недовольный голос князя, плохо скрывающего раздражение:

– Чего же невеселы дружинники новгородские? Или обидел их кто, или угощения княжеские плохи? А? Или, может, честь вам на пиру не оказали?!

Всего пару секунд я промедлил с ответом, но когда от касожского стола послышался знакомый паскудный смешок, я не вытерпел:

– Соратника я сегодня потерял в бою, князь. Друга. И убили его трусливо, в спину!

Касоги глухо зароптали, а меня уже понесло:

– И вот, княже, чествуешь ты сегодня нас, а между тем за столами твоими я вижу одного из убийц друга моего! И невдомек мне, как гостем твоим стал тать, в тумане на ладьи русские нападающий!

Последние слова переполнили чашу терпения всех участников конфликта. С ревом вскочили касоги, резко поднялись мои соратники, встал князь – и его яростный голос перекрыл любые другие звуки.

– Он мой гость! – Эти слова были адресованы моим противникам, видимо обладающим во дворце значительным статусом, после чего Ростислав продолжил, обернувшись ко мне: – Даур – сын моего первого и главного данника, князя Тагира! И мне решать, кого приглашать на мой пир!

– В том числе и разбойников, грабящих твоих же купцов, княже? Так ты и вовсе без них останешься!

Касоги разразились яростным ревом и проклятиями, а князь, вскинув голову, четко произнес:

– Уходи! Сейчас же! Ты оскорбил меня…

Я с издевкой ухмыльнулся:

– Не помнишь имени, княже? Андрей Урманин! Человек, вернувший тебе семью! И я требую с касогов виру кровью, я требую мести!

Громкий крик Даура перекрыл вопли остальных: