– Рэй получил перелом позвоночника, когда пытался вызволить одну семью из горящего пансионата. Стена рухнула, и он упал с лестницы. На три этажа вниз.
– Боже! – вырвалось у Страйка.
У Хейзел дрожали руки и губы. Страйк вспомнил, что сказал ему Уордл: полиция перегнула палку с Хейзел. Жесткий допрос Рэя, видимо, показался ей, впавшей в состояние шока, непростительным зверством, непозволительным усугублением их мучений. Страйк немало знал о грубом вторжении облеченных властью на территорию людского отчаяния. Он побывал по обе стороны баррикад.
– Кому чайку заварить? – хрипло выкрикнул Рэй, по предположению Страйка – из кухни.
– Ступай в постель! – крикнула в ответ Хейзел, комкая промокшие бумажные салфетки. – Я сама заварю! Ложись иди!
– Точно?
– Ложись, говорю. Я тебя в три часа разбужу!
Хейзел вытерла лицо свежей салфеткой, как полотенцем.
– Он инвалидность не стал оформлять, а на нормальную работу никто его не берет, – вполголоса поведала она Страйку, когда Рэй прошаркал назад мимо двери в гостиную. – Спина больная, возраст, сами понимаете, да и легкие никуда не годятся. Черная зарплата… работа посменная…
Голос ее замер, губы задрожали, и она в первый раз посмотрела Страйку прямо в глаза.
– Сама не знаю, зачем я вас позвала, – призналась она. – В голове все перепуталось. Я слышала, она вам писала, да вы не ответили, а потом вам прислали ее… ее…
– Должно быть, для вас это стало ужасным потрясением. – Страйк понимал, что ее состояние не описать словами.
– Это… это сущий кошмар! – возбужденно зачастила хозяйка. – Кошмар. Мы же ничего не знали, вообще ничего. Думали, ей от колледжа работу предложили. А тут полицейские… она сказала, что уезжает на практику, и я поверила. Якобы при какой-то школе ей жилье предоставили. Все правдоподобно… кто бы мог подумать… но ведь она была такой лгуньей. Ни слова правды не могла сказать. Она у меня три года прожила, а я так и не… то есть… я не смогла ее перевоспитать.
– А о чем она лгала? – спросил Страйк.
– Да обо всем, – ответила Хейзел с каким-то непроизвольным жестом. – Могла черное белым назвать. И ведь не из корысти, нет-нет. А для чего – сама не знаю. Ума не приложу.
– Почему она жила с вами? – спросил Страйк.
– Да она мне… она мне была сводной сестрой. По матери. Отец мой умер, когда мне двадцать лет исполнилось. Мама вышла замуж за своего коллегу и от него родила Келси. Между нами разница была – двадцать четыре года… Я тогда уже из родительского гнезда уехала… Была ей скорее теткой, чем сестрой. А три года назад Малькольм с мамой нашей разбились в Испании. Водитель пьян был. Малькольм на месте погиб, а мама четверо суток в коме пролежала и тоже скончалась. У Келси другой родни не было, вот и пришлось мне ее к себе взять.
Поразительная аккуратность обстановки, подушки с острыми уголками, отполированные поверхности без единого пятнышка никак не вязались с образом совсем юной девушки.
– Мы с Келси плохо уживались, – сказала Хейзел, будто в очередной раз читая мысли Страйка. Она ткнула пальцем наверх, куда ушел Рэй, и у нее хлынули слезы. – Он-то куда снисходительнее был к ее капризам, к обидчивости. Рэй легко с молодежью общий язык находит – у него взрослый сын, за границей работает. А когда полицейские нагрянули, – продолжила она с внезапной злостью, – и сказали, что она… что ее… Рэю так досталось… будто он какой-то… да ему тыщу лет не… Я ему тогда сказала: это что же делается, такое в страшном сне не приснится… В новостях показывают, как люди умоляют детей вернуться домой… как невиновных судят… кто бы мог подумать… вам бы в голову не пришло… а мы откуда знать могли, что она пропала? Уж мы бы на розыски бросились. Откуда нам было знать?.. А полицейские Рэю такие вопросы задавали… где он находился и все такое…
– Я слышал, он непричастен, – сказал Страйк.
– Да, это они
У нее не укладывалось в голове, что человека, жившего под одной крышей с Келси, подозревают в ее убийстве. Страйк, которому довелось слышать показания Бриттани Брокбэнк, Роны Лэйнг и им подобных, знал, что насильники и убийцы чаще всего – не чужаки в масках, караулящие в темноте под лестницей. Обычно это отец, муж, сожитель матери или сестры…
Хейзел быстрыми движениями вытерла слезы, а потом спросила:
– А как вы, кстати, поступили с ее дурацким письмом?
– Моя ассистентка убрала его в ящик для нестандартной корреспонденции, – ответил Страйк.
– В полиции сказали, вы ей не ответили. А письма, которые у нее нашли, – фальшивки.
– Так и есть, – подтвердил Страйк.
– Выходит, злоумышленник наверняка знал, что у нее был к вам интерес.
– Да, верно, – сказал Страйк.
Хейзел шумно высморкалась. а потом спросила:
– Чаю-то выпьете?