До него жизнь была тоже чудесна, первые концерты рок-музыки, увлечение журнализмом, работа на телевидении, путешествия. Я жила одна, видимо если бы я свободной хотела остаться, я навсегда бы зацементировалась в периоде первого Университета и том энтузиазме. Только понятия навсегда и никогда не существуют, они приедаются. Я никогда, нет, настолько редко, что практически никогда, до Маттео не ходила на дискотеки. Вместе с ним мы лет пять ходили танцевать каждую неделю, потом нам это надоело, я закончила учиться и мы решили стать родителями. Начался новый, более совершенный цикл моей жизни. Я вспоминаю беременность, как погружение в блаженное состояние, мне нравилось просто гулять, смотреть на природу, на людей, тогда то я и научилась это делать. Какое-то состояние оцепенения, когда время замирает, да и вообще не имеет никакого значения. Когда родился Маттео, то же самое время деформировалось, закружилось, завертелось, как в вихре. В этом водовороте мне быстро пришлось научиться жить за двух людей. Физическая усталость стала нормальным состоянием, дом и Маттео легли на мои плечи, и я ещё помогала мужу на работе. Я не хочу вдаваться в подробности быта, думаю, они мало имеют общего с делом, по которому я здесь нахожусь. Могу сказать, что заниматься домом – работа, которую нужно оценивать как таковую. В моем доме, к сожалению, этого не произошло, наоборот, вместо того, чтобы помочь, мне зачастую ставили палки в колеса. Чувство горечи и обиды из-за несправедливого отношения к молодой матери, это единственное, что приходит мне на ум, когда я думаю о покойной Чинции. Я уж не говорю о солидарности между женщинами.»
Надя замолчала, думая, что несмотря на то, что она так долго говорила, она сказала лишь малую часть из того что хотела. Она улыбнулась, забавно было то, что в университете она изучала именно слова, и сейчас, в нужный момент, когда они могли её спасти, она их не находила. Как собрать их воедино, чтобы пропорционально отобразить то, что происходило внутри неё?
Инспектор был рад этой короткой паузе, он слишком хорошо начинал понимать Надю и это его настораживало и пугало. «Послушай, нам надо прерваться, если хочешь, мы можем продолжить завтра. Либо давай спустимся в бар, и для начала, переменим тему. Тебе надо отвлечься!»
«Почему ты так обо мне заботишься? Твои коллеги вели себя совсем по-другому. Они задавали конкретные вопросы, которые касались убийства, да мне бы и в голову не пришло рассказать им то, что я тебе рассказала. Не потому, что я хотела что-то скрыть.»
«Да, да, я знаю», перебил её Фортунато. «У каждого свои методы. Меня интересуют люди, я их терпеливо слушаю, но не всегда. Иногда достаточен сухой допрос.»
Надя выглядела безмятежно. «Она действительно, как ребенок, поплакала и тут же утешилась. Странно, правда», подумал Фортунато и заулыбавшись во весь рот добавил: «Тебя действительно удивляет и даже не из рода вон выходящее мнение? С кем ты общалась до сих пор? Или ты думаешь, что раз ты в полиции, мы тебя, как заключенную должны скрутить и пытать? Расслабься, я уже тебе сказал, или дал понять, что ты мне нравишься».
Он поднялся, и не переставая улыбаться, взял ее за руку: «Пошли».
Надя отказалась ехать в лифте: «Я боюсь застрять.»
Потом, помолчав, добавила: «Не знаю почему привыкнуть можно ко всему. Прикосновение, которое когда-то лихорадило и вызывало мурашки, при неоднократном повторении вдруг становится обычным и незначительным. Взгляд, поцелуй длиною в вечность теряет свою продолжительность, рецепторы нервной системы омологируют их как само собой разумеющиеся. Первая, приносящая удовольствие, сигарета, со временем, перестает расслаблять и обжигает горло. Только вот реакция на агрессию не меняется, привыкнуть к ней невозможно. Как и в первый раз учащенно колотится сердце, кровь переполняет мозг, пульсируют вены и выделяется пот. Как и в первый раз осаждают вопросы, зачем, почему?»
Фортунато кивнул, и они уже доехали.
Они спустились в обычное кафе, где были лишь столы и прилавок, за которым стояла тучная женщина, без всякого намека на приветливость.
«Что желаете?», спросила она. Фортунато рассмеялся, женщина же осталась невозмутимой.
«Ну а я если бы я пожелал устриц, что бы ты сказала, Джудитта?»
«Что их нет. Имеется полицейский набор, пиво, чипсы, кофе, ну и съестное, ничего необычного, разумеется. Но вы должны знать, что многое уже разобрали. Можете выбрать из витрины.»
Выбор был невелик, лишь пара сандвичей и круассанов. «Видишь Джудитта, какая красивая работа мне попалась сегодня, может предложить ей шампанского?»
Фортунато подмигнул и по-заговорщически прошептал на ухо Наде: «Это я предлагаю тебе некоторые незначительные услуги, от которых неловко отказаться и которые обяжут тебя ответить взаимностью. Это тот психологический трюк, о котором ты говорила. Он на тебе сработает?»
Надя отстранилась, глаза её в буквальном смысле округлились от неожиданности. «Не надо мне никакого шампанского, мне бы чаю с печеньем, если можно, спасибо. У меня сложилось чувство, что ты меня разыгрываешь.»