На стороне ангелов

Фортунато кивнул: «Я отвечу на твой вопрос, который ты задала и забыла, я расскажу про себя. Мои родители умерли в тот год, когда ты вышла замуж. Незадолго до этого замечательного события, всего лишь девятнадцать дней до него, случилось землетрясение в Аквиле. Триста девять умерших, тысяча шестьсот раненых. Среди погибших, двое – мои родители. Мы спали. А я проснулся и почему-то решил, что мне надо покурить. Я оделся и вышел на балкон. Почему-то мне хотелось думать, что наконец-то пришла весна, что воздух свеж и всё расцвело. Эти пять минут романтики стали разницей между жизнью и смертью. Я уже давно затушил сигарету, но так и продолжал стоять, чему-то улыбаясь. Тот звук я хорошо запомнил, глухой, ужасающий, я подумал на бомбу. У меня начал уходить пол из-под ног и я инстинктивно бросился на землю. Всё начало падать и рушиться, и даже не поняв, что происходит, я лишился чувств. Я практически остался цел и невредим, за исключением ушибов и перелома.

Главное ранение было у меня в голове, я впал словно в сильную депрессию и каждый день себя спрашивал, за что мне такое везение, почему я не остался дома, почему была весна, а не зима, зимой мне наверняка не хотелось бы стоять на холоде. Почему я не умер со своими родителями, которые для меня были всем. Почему я не бросил курить раньше землетрясения, а потом, когда сигарета вызывала во мне острое чувство вины. Ты правильно заметила, я не верю в случай, это – краеугольный камень эволюции. Тот факт, что я оказался там было закономерен, но почему? С этого я начал, я перестал задавать вопросы себе и решил помогать людям. Всем, кто в этом нуждается или нет. Искать не было необходимости, моя трагедия была всеобщей травмой. Через год я решил переселиться подальше от того места, избавиться от ежеминутного напоминания о горе. Моя судьба нашла мне применение. Я сделал над собой усилие, и начал улыбаться. То, каким ты меня видишь – это моя работа над собой. Окружающие, конечно, помогли, но за приветливым отношением я часто видел жалость. Кстати, отвечу мимоходом и на другой твой вопрос, брошенный на ветер. Моего отца звали Маттео, и если бы у меня родился сын, я бы его тоже так назвал. Странно, что твой муж не оценил этот жест, что ты дала его имя своему ребенку.»

Надя осталась без слов. Она не ожидала услышать интровертный экскурс в мир экстравертного баловня судьбы: «Ну почему ты думаешь, что не оценил. Конечно, не пел дифирамбов, не радовался, как любой другой человек. Я привыкла, мне нужно постоянно карабкаться, и я все надеюсь, что кто-то, когда-то, это оценит. Но вот, я взобралась на вершину, а всем всё равно. Ну хорошо, думаю, там другая гора ещё выше, полезу-ка я туда. Вот так я всю жизнь изворачиваюсь, приспосабливаюсь и никакой похвалы. Я – Козерог, родилась двенадцатого января.

Но опять я о себе, я наверное стала эгоисткой в той долине слез и равнодушия. Ты знаешь, я помню день землетрясения. Мы с Маттео были в Париже. Мы проснулись и вышли в ресторан гостиницы, чтобы позавтракать. Там была газета, и на главной странице фотография краха. Нашего французского хватило, чтобы понять, где и когда произошла трагедия. Я помню, что мы были безумно счастливы, и действительно всё было в цвету. Только в последний день, когда мы хотели пойти в Лувр, был дождь, мы туда не попали, так как была очередь, а поехали на выставку Дали на Монматре. Если честно, тогда я не могла представить того ужаса, как если бы он касался тебя лично. Случившееся позже землетрясение в Аматриче, и что оно означает для жителей, я поняла больше. Просто у меня уже был ребенок, и я была старше достаточно, чтобы вообразить себя на другом месте. Когда вся та рутина, которую мы так не любим, вдруг перестает существовать, вот тогда замечаешь её ценность. Когда привычки, знакомые места, люди, всё или не всё остаются под обломками, понимаешь, что там осталась и твоя жизнь… У меня перед глазами стоит картина: циферблат остановившихся часов на уцелевшей колокольне без церкви, которые показывают точное время первого рокового толчка. Вот так может замирать время. Ты правильно сделал, что уехал.»