На стороне мертвецов

Сквозь плавающие перед глазами цветные пятна он с трудом различил конопатую девичью физиономию, глядящую на него поверх обсаженного пестрыми мальвами палисадника. Растерянно огляделся — тяжело поводя боками, конь стоял посреди улочки с ухоженными, чистыми хатами, с палисадниками по обеим сторонам. Чуть дальше даже проглядывали острые крыши небольшого особнячка. Мары нигде не было видно.

— Где-е? — почти заорал Митя. Куда проклятая тварь его завела! — Крылья повыдергиваю, тварь!

— Так… нема у меня крыл-то, панычу. — пробормотала глядящая на него поверх палисадника девушка, и начала пятиться, точно боясь повернуться к нему спиной.

Митя шумно выдохнул. Так… Мары нет, то ли испугалась, что увидят, то ли… довела его до места. Значит… Надо немедленно взять себя в руки и перестать пугать местных! Он провел ладонью, приглаживая волосы — на миг ему показалось, что вместо теплой кожи под пальцами была лишь гладкая кость… но тут же встряхнулся — что за глупости!

— Милая барышня… — перегнувшись из седла, он попытался улыбнуться девушке…

Та замерла сусликом, только глядела на него с ужасом, будто… на нее чудище оскалилось!

Да что он за светский человек, если не сумеет обаять деревенскую деваху!

— Простите великодушно… — мягко-мягко, осторожно-осторожно, будто с испуганной зверушкой, начал он. — Я спрашивал всего лишь, где это я? Нездешний, знаете ли, вот, заблудился. — и теперь улыбку, ту самую, мальчишески-беззаботную и слегка неловкую, а главное, совершенно безопасную… — Да еще конь понес — еле удержал!

Губернаторский гнедой под ним шумно выдохнул.

— Так… на Лоцманке ж, пане… — голос девчонки все еще дрожал, но хоть сбежать не пыталась.

— На Лоц… — начал он… На Лоцманке! Той самой, куда они ехали с Зинаидой, когда на них накинулась бешенная паротелега! И может быть, не только потому, что они видели Урусова у Лаппо-Данилевского вместе.

— Знаменитое место! — изо всех сил продолжая улыбаться, воскликнул Митя. — Это ведь тут двое Кровных Данычей проживают?

— Туточки! — девчонка, наконец, расслабилась. — Токмо панов-Данычей зараз нема, они до Днепра поихалы, воду пидниматы — купцовый корабель идёть!

Проклятье, Данычей он бы уговорил помочь, сослался бы на тетушку… Спокойнее, только спокойнее!

— Не повезло мне! — он отчаянно огляделся. Вдоль улицы тянулись высокие глухие заборы, то и дело перемежаясь изгородями — тоже высокими, обсаженными кустами, утопающими в зарослях подсолнечника… Даже с седла ничего не видать! — А скажите, милая барышня, не видели ли вы тут…

Чего не видела — медведя? Если он прав, если убивал не оборотень, а настоящий медведь, то… мчаться так быстро, что на коне не догонишь, на собственных лапах тот бы не смог. Значит, повозка, закрытая, чтоб медведя не увидели, да и командующий медведем Урусов наверняка не хотел быть замеченным…

— Фургон, или телегу… или даже паротелегу…

— Не-а, не бачила, паныч. — покачала головой девчонка.

Врет? Или вправду…

— Чтоб такие прелестные глазки — и ничего не заметили! — попытался польстить он. Она должна знать, должна, потому что иначе… несправедливо! Он почти обо всем догадался, все бросил, помчался по следу — и что, проедется рысцой по деревне и вернется обратно?

Лесть как-то не удалась — теряет он хватку в здешней провинции!

— Кажу ж, не бачила! — девчонка снова глядела с опаской и пятилась…

Сердце бухнуло в груди — тяжело и гулко. Кровь яростно ударила в виски, перед глазами поплыл темный морок… А ведь если… Если сейчас просто полоснуть эту девку по горлу ножом — столб крови, глухой хрип и… он почует! Наверняка почует убийцу, догонит, скрутит и сколько еще останутся живы и…

Он почувствовал рукоять ножа, покорно скользнувшую в мокрую от пота ладонь и полоснул. По пальцам. Себя. Отрезвляя болью от кровавого тумана.

Девка глухо ахнула… и метнулась в дом. С грохотом захлопнулась тяжелая дверь, лязгнул засов, изнутри что-то загрохотало — не иначе как баррикадировалась от сумасшедшего на загнанном коне…

Позади звучно откашлялись. Митя повернулся в седле, зажимая платком порезанные пальцы… Рядом с конем стояла старая бабка — по виду, типичная татарка: чернявая, жилистая, скуластая…

— Хэерле кон, херметле ханым![21] — невольно пробормотал Митя — отец когда-то научил.

— Не розумию, що ты там болбочешь! — прошамкала карга. — Не росский, мабуть? Басурманин?

— Из Петербурга. — растерянно ответил он.

— Басурманин. — немедленно заключила бабка. — Понаихалы тут… Слышь, басурманин! У мэнэ ось глазюки аж нияк не «прэлэстные», а зовсим косые та подслеповатые… — она ткнула сухим пальцем в морщинистое веко. — Та басурманскую таратайку я бачила!

— Где? — подался вперед Митя, на что бабка только молча выставила руку ладонью вверх.

Он некоторое время непонимающе смотрел на эту ладонь, потом тяжко вздохнул… Лениво шевельнулась мысль, что вот бабку-то можно бы и убить, но пальцы болели, ярость не вскипала, а пилить ее тощую жилистую шею ножом… Митя передернул плечами… бабка шустро цапнула протянуты ей рубль. Этот город обходится ему дороже Петербурга!