На стороне мертвецов

— Началось! — прошептал он, приподнимаясь на гребной скамье.

Место он узнал сразу же — одинокая скала, увенчанная орудийной башней, на которую он в компании со старшиной Потапенко, недавно глядел с берега. А с воды и не поймешь, где заканчивается скала и начинается башня. Разве что у подножья сейчас суетились человеческие фигурки. Что они делают, было не видно, но Митя и так знал.

Вода больше не ярилась, с ревом атакуя скалы и швыряясь яликом, как детской игрушкой. Только волны продолжали вздыматься вверх-вниз, как на море, то вознося утлую лодчонку под слепящее августовское солнце, то погружая глубоко в тень между водными валами. Холод-жара-холод… Тише-ниже-спокойнее… Вода успокаивалась, как котенок под ласковыми поглаживаниями. Пенные буруны, только что с чудовищным ревом перекатывающиеся через пороги, смирялись, вода, с грохотом прорывающаяся меж скал, превращалась в мерный, даже ленивый поток. Митя почувствовал, как их ялик снова поднимается, быстро, но плавно. Вода стремительно прибывала, пряча под собой хищные гребни подводных скал.

Беззвучная песнь взвилась выше, пронзительнее, так что у Мити остро засвербело в ушах, а тело, казалось, пронзили бесчисленные вибрирующие нити. Сквозь ставшую вдруг тяжелой и плотной, как кисель, и темной, как ночь, гладь реки на краткий миг проступило… лицо. Громадное лицо, несомненно женское, с мягкими, округлыми чертами. Лицо приподнялось над водой — лоб проступил водным валом, резкая рябь прочертила разлет бровей, длинные пряди растеклись струями…

Их ялик оказался как раз в уголке рта, точно кокетливая мушка у красавицы минувшего века. Губы-волны дрогнули в едва заметной улыбке, глаза приоткрылись двумя воронками-омутами, и Митя почувствовал… взгляд. Будто душу его потянуло туда, во тьму, в беспредельную глубину… И тут же отпустило! Вода плеснула, лицо исчезло, враз канув в бездну, а Днепр… замер. Застыло стремительное течение, став густым, как масло…

Митя услышал пыхтение мотора, шлепающий звук лопастей и… Сперва показался острый железный нос, а потом, мерно стуча высокими ступенчатыми колесами, меж скал по утихшей воде выкатился пароход. Обычный, тупоносый торговый пароход.

— Вот он, варяг-то! — цепляясь за скамью, старуха приподняла голову над бортом ялика.

— Ту-туууу! — пуская пар из трубы, пароход радостно поприветствовал людей на скале, и принялся заворачивать к берегу.

Поворот, поворот, еще поворот… Он точно вычерчивал узор на тускло мерцающей маслянистой воде, обходя спрятавшиеся, но по-прежнему коварные скалы. На носу и на корме застыли отчетливо видимые фигуры лоцманов.

— Сынки мои! — гордо сказала бабка.

«Купеческий корабль. — почти в панике подумал Митя. — Обычный варяжский купец, ничем не примечательный. Даже если там есть воины — их не хватит, чтобы взять город. Неужели я… ошибся?»

Митя даже застонал сквозь зубы: позорище… насмешки… смущение и скрытое раздражение на лице отца… возмущенная физиономия Ингвара…

Чух-чух… — округлый нос резал воду. Шлеп-шлеп… — стучало колесо. Митя поежился — вокруг потемнело и стало прохладно, будто тень упала. Только откуда взяться тени, солнце жарит и пусто. Лишь варяжский «купец» по широкой, очень широкой, странно широкой дуге заворачивает к берегу. Волны расходились за его кормой раздвоенным ласточкиным хвостом.

Двумя… Тремя ласточкиными хвостами!

Митя выхватил клюку у бабки из рук. Размахнулся. И копьем метнул ее в пустоту.

Клюка пронзила воздух и…

БАНГ!

С грохотом ударилась обо что-то невидимое.

Воздух задрожал, как вибрирует стекло. Пустота над рекой пошла слоями — словно легчайшие вуали теней принялись осыпаться одна за другой.

По реке, аккуратно повторяя каждый маневр безобидного купеческого пароходика, скользили хищные стремительные силуэты. Покрытые рунами стальные борта зияли открытыми орудийными портами, а на носу красовались выкованные из стали головы драконов на длинных чешуйчатых шеях. Гребень третьего «дракона» успел уже высунуться между скал — еще один боевой паро-драккар вольного виталийского братства почти миновал пороги!

Глава 35

Дана-Вода

— Прыгайте, сынки, прыгайте! — вопль бабки был такой пронзительный и неожиданный, что Митя сам едва не свалился за борт. Он прокатился над рекой, будто хлыстом стегнул по застывшим фигурам лоцманов. Оба дернулись и… Не озираясь. Не колеблясь. Ринулись к борту. И спрыгнули прямиком в воду.

— К берегу, дети! — заверещала бабка, а очнувшийся Митя нашарил на шнурке рядом с крестиком подаренный оборотнями свисток. И дунул в него изо всех сил.

Звука не было. Просто бабка вдруг вскрикнула и схватилась за голову, а нарезающая круги чайка суматошно забила крыльями и плюхнулась на воду. Митя дунул снова — на его глазах третий паро-драккар проскользнул меж порогами, а следом показался четвертый. Почему ничего не происходит? Почему медлят Данычи?

— Годи дудеть, ишь, раздуделся! — держась обеими руками за голову, простонала бабка. — А ну греби давай! Греби так, шоб душа выскочила, коли жить хочешь!