На стороне мертвецов

— Ой, дякую тебе, паныч, врятував, по гроб жизни не забудем! — налетевшие с двух сторон сыновья старухи выволокли его на поверхность. Разбрызгивая воду, бегом помчались к берегу. Старуха сидела у старшего на плече, как ворона на заборе. Младший тащил под руку спотыкающегося Митю. С разбегу они выскочили на узкую травянистую полоску берега, и не сбавляя скорости… полезли вверх по обрыву. Бабка карабкалась впереди всех, цепляясь скрюченными пальцами за выступы, и переползая с одного валуна на другой шустро, как ящерица.

— Я подсаджу, панычу, тут не высоко! Мы тут змалычку лазаем! — младший принялся с энтузиазмом пихать Митю под зад.

— Сам! — рявкнул тот, цепляясь кончиками пальцев за скальный выступ.

Сам он, конечно же, не долезет, это невозможно, но лучше упасть и разбиться, чем чтоб какой-то мужик подсаживал его как толстую купчиху в коляску!

Мышцы тряслись как кисель, пальцы ныли, щеку он рассадил в кровь, пальцы ног, которыми то и дело приходилось упираться в скальные уступы, как в кипяток окунули… когда сверху опять протянулись четыре сильные руки — и сыновья старухи снова вытащили его, теперь уже на край скалистого берега.

Подняться Митя не смог, он лежал на поросших колючей травой камнях и хрипло, надсадно дышал.

— Ну ось, сдаеться, выбрались! — простонал старший бабкин сын, с трудом поднимаясь на ноги. — Спасибо тебе, паныч!

Митя поглядел на мокрые рукава рубашки… вышивки на них больше не было! Ни единой нитки! Будто та растворилась в воде, как сахар в чае!

Митя невольно кивнул — вышитая тетушкой рубашка могла спасти его не меньше четырех раз — раз уж вытащила четырех человек.

«Главное, никому и никогда не рассказывать! А то ведь глупость какая — потратить настоящую Данову рубаху на… старуху-татарку! И ее сынков! На троицу ничтожных простолюдинов! Меня же не поймут! Тот же младший князь Волконский… Да кто угодно — никто не поймет!»

Мите было отчаянно неловко за собственную глупость.

— И вам спасибо, Днепро-батько та Дана-матинька! — ничтожные простолюдины крестились и кланялись реке. — Що кормите, поите, та живцем видпуска… — сыновья старухи поклонились еще раз… да так и замерли, изогнувшись как два крючка. С мокрых бород капало.

Митя со стоном приподнялся на локтях — и застыл. С идиотски открытым ртом. И никакие навыки светской жизни не помогли!

Глава 36

Виталийцы атакуют

Река бесновалась. Река… рвалась на части. Огромное, широченное, полотно ее выглядело… чудовищно. Оно словно превратилось в лоскутное одеяло, сшитое сумасшедшей великаншей! От берега к центру реки катились волны, упирались в невидимую границу — и бросались обратно, с каждым разом разгоняясь все сильнее, ревя все яростнее, поднимаясь все выше — брызги пены полетели Мите в лицо. Но деваться им было некуда — они точно упирались в прозрачную стену, за которой начинался лед, черный. Край черной ледяной корки, точно обрубленный гигантским мечом, граничил с яростно кипящей водой — в воздух то и дело выстреливали фонтаны белой пены. Вокруг зеленых островков на реке носились смерчи воды и песка. На глазах у Мити такой смерч выдрал из земли деревце — ему даже показалось, что он слышит треск. Деревце взлетело, жалко трепеща веточками, и смерч завертел его.

Поперек реки, кратчайшим путем от перекатов порогов к берегу, будто вычерченная по линейке, тянулась полоса спокойной воды. И по этой полосе, гуськом, как утята за уткой, шли грозные паро-драккары!

Четыре! Четыре длинных, вертких паро-драккаров, наверняка забитых вооруженными виталийцами как бочки — треской! А в коридоре между скалами — тихом, ровном и совершенно спокойном — показался пятый!

— Авызыгызга текерп сиим[26]! — выдохнула бабка. — Це що ж таке робыться?

— Внуки Ньёрда. — выдохнул Митя, не отрывая глаз от человеческих фигурок, застывших по бортам драккара. С высоты они казались крохотными, но он знал, что за Сила кипит в них.

— Навроде наших Данычей? — сообразила старуха.

— Ньёрдссоны на море сильны, а здесь река… Чужая река. Но их много, а Данычей всего двое!

Река взвыла. Яростные волны колотились в невидимую преграду, пытаясь взломать, прорваться, ударить драккарам в борта, накинуться сверху, пнуть снизу, перевернуть, хлынуть в трюмы, выволакивая отчаянно кричащих, захлебывающихся воинов, вся отвага которых вмиг станет бессмысленной перед бешенством стихии…

Ничего не менялось. Волны ярились — драккары шли, только зыбким, будто раскаленным маревом дрожал воздух над ними и отчаянно пыхтели двигатели, выбрасывая в трубы густые султаны белого пара. А потом строй кораблей едва заметно дрогнул… и разделился. Один драккар так и пер вперед — прямиком к торчащей посреди реки скале со сторожевой башней, у подножья которой застыли сражающиеся своей Силой Данычи. А четыре начали аккуратно смещаться, разворачиваясь бортами к берегу…