На стороне мертвецов

Серебряный нож рыбкой выпрыгнул из руки и… отполированная пальцами осиновая рукоять ударила паро-беллум по стволу.

— Пших! — ствол дернулся, пуля впилась в стену дома, а пар отдачи ударил во все стороны.

Стрелок завопил, роняя паро-беллум и прикрывая лицо.

Сбитый с прыжка волк кубарем покатился по мостовой и по-щенячьи визжа, закрутился на месте, пытаясь вылизывать ошпаренный паром бок!

— Прекратить! А ну, прекратить!

Из проулка галопом вылетел конь. Галоп выглядел странно: конь пытался скакать, но под тяжестью всадника его кренило на сторону, ноги подгибались, он то и дело проседал брюхом, а еще выписывал кренделя, едва не натыкаясь на стены домов. И шумно выдохнул, когда громадный всадник кубарем выкатился из седла.

Хрясь! Кулак всадника врубился волку в морду… Волк рухнул, как подрубленное дерево. И остался лежать, раскинув лапы и закрыв глаза. Банг! Крепкая плюха усадила лавочника рядом — паро-беллум выпал у него из рук.

Всадник медленно повернулся, окидывая многозначительным взглядом остальных участников баталии. Дама перестала визжать. Схватившийся за лом приказчик аккуратно разжал пальцы, железяка глухо стукнула об мостовую, а сам приказчик торопливо изобразил обморок — такой глубокий, что глаза аж не закрыты, а зажмурены! Второй приказчик аккуратно вернул ящик к стеночке, и принялся оправлять, точно единственной его целью было выставить их ровненько, как по шнуру.

— Я буду жаловаться, господин Потапенко! — держась за стремительно распухающую щеку, прошамкал лавочник. — Ваша казаки врываются в дома честных обывателей, рушат узы брака и… и… покражи учиняют! Я на него в суд! И на вас! За побои!

На последних словах волк судорожно дернул всеми четырьмя лапами, намереваясь восстать из обморочных, но натолкнулся на взгляд войскового старшины Потапенко и снова торопливо разлегся по мостовой.

— Та тож хиба побои, пане Сердюков? — многозначительно впечатывая кулак в ладонь, прогудел Михал Михалыч. — То ж так… ласка! А вот интересно знать, шо такого мой человек у вас покрал?

— Челове-ек? Шельма он хвостатая! Вот… — лавочник завертел головой. — Подушку скрал! — он с торжеством указал на клочья слипшихся перьев на мостовой. — Ее еще моя маменька набивала!

— Краще б она тебе щось инше набила! — фыркнула рыжая в простыне.

— А ты молчи… профурсетка! — рявкнул лавочник.

— Шо-о-о? — дамочка попыталась упереть руки в бока, но простыня чуть не соскользнула, и она вцепилась в нее обеими руками. — А ну, виддай пукалку!

— Зачем тебе? — не вставая, лавочник ухватил паро-беллум и попытался отползти от грозно наступающей на него супруги.

— Языка видстрелю, шоб не смел жену матерно лаять!

— Я не лаю! Человек тому що! А ось ты зи своими хвостатыми…

— Прекратить! — рявкнул войсковой старшина. — Это шо ж вы такое творите, паны Сердюковы? Из-за вашей особливо ценной подушки…

— Не из-за подушки, а из-за…

— Стрельбы на улице учиняете! — рык войскового старшины перекрыл слабые возражения. — Подвергаете опасности честных обывателей и… — он поглядел на так и сидящего на мостовой Ингвара, и застывшего позади него Митю. Совершенно по-бабьи всплеснул могучими ручищами — так что чуть рукава казачьего мундира не треснули — и зловеще прорычал. — …и самонаиглавнейшего полицмейстера всея губернии сынка, ось! — и драматическим жестом указал в сторону юношей.

— А… Который из них сынок? — таким же драматическим шепотом вопросил лавочник. — Который зад на мостовой протирает, или который колышком торчит?

Обиделись оба: Ингвар начал торопливо подниматься, а Митя переступил с ноги на ногу и на всякий случай еще руку за борт сюртука заложил, для солидности. Так кузен-губернатор делал, выступая перед чиновниками.

— А тебе не однаково, бовдур ты лысый, его… — супруга лавочника ткнула пухлым пальчиком в Ингвара. — Чи ось его батька… — палец перенацелился на Митю. — Тебя на каторгу за сынка потягнет?

— А чего меня? — взвизгнул лавочник. — Кабы не ты, да хвостатые твои, ничего б не было!

— А того, шо нечего самому по ярмонкам раскатываться, а жену, почитай, в черном теле… — она снова нервно закуталась в простыню. — …в дому безвылазно содержать! Знаешь ить, шо моя бабця кошкою була! Шо я мужика з хвостом спокийно бачиты не можу. — голос ее зазвучал разнеженно, она многозначительно похлопала ресничками на старшину. Тот хмыкнул и поскреб жесткую бороду, задумчиво изучая проступающие сквозь простыню изрядные формы рыжей. — А вы, панычи, на маво бовдура не серчайте! С кем не бывает: перенервничал мой любый, разволновался, ну пострелял трошки… Так ведь не попал! Вы краще до мэнэ в гости заходите. — она принялась накручивать рыжую прядь на пухлый пальчик. — Я вас чайком угощу… чай у нас — ух! — духовитый! — она многозначительно стрельнула глазами.

Так и не успевший подняться Ингвар прямиком на четвереньках шмыгнул за Митю.

— А батюшку вашего… полицейского… беспокоить мы ить не будем? — оказавшаяся вдруг близко-близко госпожа Сердюкова дохнул на Митю запахом сдобы, и ноготком поскребла обшлаг его сюртука. — Навищо такого поважного человека от делов отвлекать, верно, паныч?