На суровом склоне

Чита — город трех рек. Влажность и прохлада присущи ему? Нисколько. Сухость воздуха и почвы — одно из удивительных свойств Читы. Прохожий следа тут не оставит: он тотчас же заносится песком или сухим колючим снегом, беспрерывно перемещающимся под ветром. Если смотреть на город с высоты, с вершины одной из окружающих его гор, Чита похожа на большой подсолнечник. Желтоватые склоны гор образуют лепестки, заключающие в себе сердцевину, в которой плотно натыканы черные семечки деревянных срубов.

Представление о подсолнечнике возникает не случайно. Город весь открыт солнцу. Солнечные лучи пронизывают его от края до края. Значит, здесь жарко? И да, и нет. Стоит отступить в тень дерева — и уже холодно. Днем палит солнце, к ночи — иней пал.

Солнце стоит над Читой во все времена года. От этого здесь все очень ярко освещено, все как на фотографии без ретуши, беспощадно обнаженное, лишенное обманчивой тени. Вечера беспокойные — легкие тени, ползущие по травам, ускользающий лунный свет…

Причудливость освещения — самое характерное в облике Читы. Мгновенные изменения красок, фата-моргана восходов и закатов, необычайная чернота ночного неба и близость звезд.

И времена года текут по-особому: пулей проносится на крыльях суховея короткое забайкальское лето, овеянное горьким дымом дальних пожаров. И вот уже осень глядит карим глазом кедрового орешка, пасется в траве разномастная грибная отара, незабудочьими россыпями щедро разбросалась голубика. И вступает в права долгая-долгая зимушка-зима. Окована морозом, ледяными ветрами продута насквозь, стоит насмерть Чита, только всхлипывает-скрипит кто-то в верхнем венце избы, под потолком, под застрехой шевелится кто-то, ухает. А то — завоет. А может, это волки; их время — свадьбу справляют.

Весна трудно пробивается через мартовские метели. Куда ей? Она — нежная, сладкая от птичьего гомона, от зацветающей ивы и молодых листочков желтой забайкальской акации. И тоже — странная: в распадках, чуть только тронутый желтизной, лежит снег, а на южных склонах сопок уже буйно разрослись странные, без запаха, покрупнее и ярче европейских, цветы: саранки, лютики, полевые гвоздики.

Здесь все противоречиво, значительно, масштабно. В Чите не идут дожди, но бывают ливни, редко падает снег, но часто бушует вьюга. Здесь пришелец находит необычные сочетания: сухой снег, песчаная вьюга, езда на телегах зимой. Здесь растет необыкновенный кустарник, багульник с пламенным цветением, от которого сопки кажутся объятыми пожаром.

«Что ждет меня в этом городе? — думает пришелец. — Тут все должно быть крупно: и счастье, и беда. И друзья, и враги — на всю жизнь».

Длинен оказался для Антона Антоновича Костюшко путь до Читы. Из Иркутска по Байкалу в Баргузин, тайгой через Карафтитские золотые прииски, вьючной тропой через Яблоновый хребет.

Осень уходила, зябко передергивая плечами оголенных ветвей, прощально кивая вершинками осин, роняя слезы мелкого дождика. И был торжественный и красочный исход ее так естествен и мудр, как смена возрастов человеческой жизни, как сама жизнь.

Не печалило крикливое прощание последних перелетных птиц, длинные ледяные забереги холодеющих рек, однотонное гудение ветра, бродящего по вершинам.

Бодрили первые морозные утра свежим румянцем восходов, хрустом льдинок под ногами, дымком горящей в костре лиственницы.

Чем ближе придвигалась Чита, тем сильнее охватывала Антона Антоновича нетерпеливая жажда деятельности и тем больше места занимали в его мыслях люди, к которым он шел и с которыми ему предстояло работать.

Обстоятельства первой встречи сложились неожиданно. Алексея Гонцова, к которому дали явку в Иркутске, Антон Антонович увидел у ворот его дома и тотчас узнал по описанию Поливанова. Антон вспомнил, что о Гонцове рассказывала ему Лида Батина, работавшая до ссылки в Чите.

Адвокат нарисовал портрет Гонцова со свойственной ему краткостью и обстоятельностью: высокий, худой, лицо бледное, глаза светлые, нос хрящеватый, острый. Улыбка широкая, неожиданная.

Лида же сказала о Гонцове чисто по-женски: в глазах — дымка, а улыбнется — и вы вдруг видите, что перед вами веселый и удачливый человек! Остального Лида просто не заметила.

И сейчас Антон узнал Гонцова именно по улыбке. Алексей сидел на скамейке у ворот и улыбался красивой черноглазой девушке, сидящей рядом с ним. Девушка была тепло и нарядно одета. Гонцов же, видимо, как выскочил к ней из комнаты в одном пиджаке, так и остался сидеть, слушая, что она ему говорила.

Гонцов улыбался, а девушка плакала, сквозь слезы на что-то жалуясь тонким детским голоском.

Костюшко остановился за углом палисадника, не решаясь прервать эту сцену. Молодые люди не заметили его, поглощенные своими переживаниями.

Наконец девушка поднялась со скамейки.

«Теперь он отправится ее провожать», — испугался Антон Антонович и пошел им навстречу.

Увидев его, Гонцов торопливо попрощался с гостьей и сделал несколько шагов к приезжему. Костюшко только что собрался произнести пароль, как Гонцов проговорил торопливо, со своей беззаботной и располагающей усмешкой: