На суше и на море - 1961

В зданиях Лунного города все было как на Земле: температура, состав воздуха, сила притяжения. И вещами пользовались самыми обыкновенными — земными: столы, кресла, стенные шкафы, электрическая почта; вы нажимаете кнопку на стене, открывается отверстие, вы бросаете в него рубашку, она летит в прачечную-автомат и возвращается на свое место — в шкаф, которого вы даже не видите, он обнаруживается только, если нажать другую кнопку. Все остальное — в том же духе, по рецептам научных институтов, разрабатывающих основы быта человека. Остряки недаром говорили, что если хочешь ознакомиться с нормальными типовыми условиями существования человека на Земле, отправляйся на Луну.

Эдвардс пересек зал, кивнул двум-трем знакомым и подошел к стойке. Автомат налил лунный коктейль в высокий узкий бокал. Когда-то это было необходимостью — после утомительного путешествия напиток восстанавливал силы и бодрость, — а сейчас превратилось в традицию.

Неторопливо прихлебывая голубоватую искрящуюся влагу, ощущая приятное щекотание во рту и свежесть во всем теле, вдыхая тонкий, аппетитный фруктовый аромат, Эдвардс задумался над тем, как быстро течет время. Давно ли он волновался, мобилизовывал все свои умственные силы, организуя полет одной-единственной ракеты куда-нибудь на Марс, а сейчас, как истый «прораб Вселенной», — так окрестили его журналисты, любящие хлесткие прозвища, — он движением пальцев пошлет на Венеру армаду космических кораблей. «Движением пальцев» — это тоже из лексикона журналистов. Эдвардс никогда не представлялся себе героем, титаном и тому подобным. Он хорошо знал работу, которая составляла суть его профессии, и любил ее. Если уж и суждено ему носить какое-нибудь звучное прозвище, то скорее всего «борец со Случаем». Предвидеть неприятные случайности и вовремя предотвратить их— вот в чем видел он романтику своей профессии в той степени, в какой он вообще признавал романтику. По крайней мере та борьба, которая составляет интерес жизни, интерес всякой профессии, для него выражалась в борьбе со Случаем.

Эдвардс опустил бокал на стойку — механическая рука подхватила его, окунула в переплетение горячих струй в поставила на полку, тотчас же задернувшуюся прозрачной пластмассой.

Такими же коридорами с бегущими дорожками он проследовал на свой командный пункт. Это было здание обычной лунной архитектуры: прозрачный полый сталагмит, разделенный на этажи. Эдвардс поднялся на самый верх. С минуту он постоял под куполом, разглядывая звездные миры, еще не достигнутые человеком, затем перевел взгляд на зубчатые пики, блестевшие в косых лучах Солнца. Отчетливо, как огненный кинжал, выделялся обелиск — неугасимое пламя урана освещало всю его толщу. Там, на его вершине, лежит круглый вымпел с исторической датой «Сентябрь 1959 года».

Эдвардс смотрел на обелиск несколько мгновений, потом тронул рукоятку, и все исчезло.

Теперь Эдвардс находился один в башне. Он сел в кресло посредине зала и положил руки на подлокотники. Миг — и Эдвардс на Земле. Перед ним африканский космодром: ракеты нацелились в небо, поодаль башенка управления. Солнце сверкает на полированных боках ракет, заливает светом серый бетон, простирающийся почти до горизонта. Какая-то птичка летает около ближайшей ракеты, садится на бетон, клюет что-то коротким носом. Эдвардсу хочется ее отогнать.

— Птица, — говорит он машинально.

— Ладно, — отвечает с Земли голос начальника космодрома. — Сейчас мы ее прогоним.

Эдвардс спохватывается: он не должен отвлекаться. Мобилизация всех сил — вот что сейчас от него требуется.

На Земле что-то делают. Птица испуганно срывается с места, описывает круг и исчезает. Эдвардс испытывает легкое удовлетворение. Дисциплина в космической службе, как всегда, на высоте.

Австралийский космодром, куда переносится Эдвардс, тоже в полном порядке. Ракеты выстроились, как на параде. Одна в одну, серийный выпуск, все испытаны в обкатке, на соплах сохранились следы нагара, механизмы тщательно отрегулированы.

Стройные, словно устремленные ввысь тела, с синеватым отливом металла. Строгий порядок в расстановке, свидетельствующий о расчете каждого метра в будущем полете.

Эдвардс возвращается на Луну, но не к себе, в башню, а на равнину «Моря Дождей». Здесь расположен главный лунный космодром. Могучие тела, более грузные, чем у ракет, стартующих с Земли, заполняют его. В безвоздушном пространстве резче, чем на Земле, обрисовываются контуры кораблей. Сверкающие гроздья, готовые в любой момент ринуться в пространство.

Два других лунных космодрома в тени. Эдвардс просит включить прожекторы, и те выхватывают из темноты ракеты: они похожи на елочные игрушки. Фантастичность картины не устраивает Эдвардса. Он любит реальность, четкость. Но к моменту старта космодромы окажутся освещенными. Грант все хорошо рассчитал.

Грузовые ракеты в общем не внушают опасений. В конце концов тут есть возможность замены.