На суше и на море - 1961

Пока мы поднимаемся по камням в левый цирк, нас презрительно освистывают рыжие сурки. Они стоят на карауле у своих нор и прячутся не раньше, чем рассмотрев нас вблизи. Когда мы забираемся на моренную гряду, впереди оказывается печально знакомое сплошное полукружье скал без единого разрыва. Опять извлекается компас, опять Сергей сосредоточенно почесывает карандашом за правым ухом. Потом коротко бросает Юрию:

— Пошли!

В то время, как они вдвоем бродят в разведке, мы выпекаем на благоразумно прихваченных по дороге дровах лепешки. На них идет последняя мука, остатки круп и раздробленные макароны. Туда же вытряхивается мешочек из-под сахара.

Зато очаг у нас из первоклассного мрамора, как в старорежимной адвокатской квартире. Повсюду валяются белые куски с блестящими кристаллическими изломами.

Готовые лепешки мы выразительно раскладываем на камне, чтобы Сергей, возвратясь, сразу же обратил на них внимание. Он молча пересчитывает лепешки и сумрачно кивает головой.

— Перевалить, конечно, везде можно. Но должен ведь быть настоящий перевал, раз Федченко слышал о нем от таджиков.

На карте свеженарисованный цирк перечеркивается жирным крестом. Ночью Сергей ворочается под одеялом, а мне снится студенческая столовая и длинное, как лозунг, меню.

ПЕРЕВАЛ

Утром делят лепешки. Сергей отказывается в нашу пользу от своей доли.

— Товарищи, — с неожиданной кротостью в голосе говорю он. — Еще день, только день… Перевал должен быть в соседнем цирке. Перевал существует! Возвратиться через Мухбель всегда успеем.

Наверное, так Колумб уговаривал взбунтовавшихся матросов потерпеть и плыть дальше к Индиям.

— Иначе стоило ли затевать всю эту пешую одиссею, — торопливо убеждает Сергей, заметив, что мы поперхнулись лепешками. — Столько пройти — и бестолку… Я обещаю вам на сегодня хорошую погоду, а на завтра — гостеприимный кишлак с айраном и яблоками.

— Ладно, — вздохнув, соглашается Нина. — Только сперва ты съешь свою лепешку.

Мы закусываем зеленым луком, стрелки которого в изобилии торчат из земли, и вспоминаем шоколадные паровозы, подаренные нам на дни рождения.

Следующий цирк похож, как две капли воды, на предыдущий. Те же отвесные, готического вида скалы в вертикальных трещинах сверху донизу; те же моренные гряды, из которых каждая, пока взбираешься по ней, кажется последней; фирн, ледник. Посреди ледника озерко с вертикальными стенами, в котором плавают миниатюрные айсберги.

Сергей торопит нас. Я чувствую: если мы и сегодня не найдем перевал, он выпросит еще день.

За озерком тянется хаос скальных обломков, коричневых на поверхности, обращенной к солнцу. Когда-то они покоились неподвижно, вросшие в лед. Но темная поверхность днем сильно нагревается, лед из-под них вытаял, и многотонные громады шевелятся, едва ступишь ногой. Это сползшие с ледником обломки полуразрушенной впереди стены. Перевал — там!

…Мы стоим, обнявшись, на узком скальном гребне. Гиссарский перевал — вот он! Впереди — ниже нас — голубоватый козырек ледника со стекающей в долину рекой. Сзади — тоже ниже — горный цирк, пройденный нами. Любопытно, что никто не произносит сейчас ни слова, не пытается как-нибудь по-своему выразить радость, точно обычное звучание слов или несдержанный жест оскорбят товарищей. А все вместе мы можем проявить свою радость только так — положив друг другу руки на плечи. И в записке, оставленной в сложенном из камней туре, говорится не о каждом из нас, а обо всех сразу: «…группа московских студентов первой взошла на Гиссарский перевал».

Это не бог весть какое открытие — лишняя пометка на подробной карте, нужной лишь для геологов. Но мы шли, избрав его своей целью. И вот стоим здесь.

Однако с такой минутой — торжественной и несколько сентиментальной — соседствует и печальная минута. Нельзя оставаться на вершине вечно. Надо оглядеться и избрать новую цель. И начинать путь сначала.

ВНИЗ С ПЕРЕВАЛА МУХБЕЛЬ

За перевалом Мухбель все чаще встречаются люди. В основном это пастухи и паломники. Здешние места представляют отличные пастбища, но они же считаются святыми.

Древние жители этого края исповедовали зороастризм. Само название народа — таджики — происходит от слова «тадж» — корона, головной убор огнепоклонников. Сюда, в междугорье, открывающееся к западу, собирались пастухи и земледельцы проводить на покой солнце и приносили несложные жертвы, чтобы оно появилось вновь на следующее утро. И оно действительно появлялось, если, разумеется, не бывало закрыто тучами.

Священная книга огнепоклонников «Авеста» утверждает: «Тот, кто обрабатывает землю левой рукой и правой, правой рукой и левой, тот воздает земле прибыль. Это подобно тому, как любящий муж дарует сына или другое благо своей возлюбленной жене, покоящейся на мягком ложе. Кто сеет хлеб, тот сеет праведность».

И земля в полном соответствии со священным писанием (и законами биологии) рожала именно то, что на ней сеяли.

«Клянусь богом! — яростно восклицает древнетаджикский поэт Дакики. — Никогда не увидит рая тот, кто не идет путем Зороастра». Я не спешу в рай, мне будет там скучно.