С утра было очень тихо. При безветрии особенно чувствовалась тяжелая жара уходящего лета. Она наваливалась как нечто физически ощутимое. Оранжевое солнце заливало степь странным феерическим светом. Казалось, предметы перестали отбрасывать тени. Нарастало беспокойство и беспричинная раздражительность. На горизонте копилась лиловая дымка. Оля то и дело поглядывала то на небо, то на дорогу. Проследив за ее взглядом, я различил вдали маленькую точку, приближающуюся к нам по дороге.
— Машина! — донесся голос Елены Сергеевны.
— Это «северяне», — сказал Женя и посмотрел на меня. — Ты что кривишься? — А я и не заметил, что скривился.
Действительно, это был северный отряд. После шумных приветствий все пошли к почвенной яме, у которой сидела Ольга. Начальники, как всегда, немного отошли в сторону. В неподвижном воздухе были ясно слышны их голоса.
— Вы откуда?
— Заезжали на старые гари. Наблюдали восстановление травостоя. А вы как?
— Нас беспокоит юго-восточный угол. Успеть бы до холодов, а то и дожди могут заладить. Вы скоро все закончите, наверно?
— Недельки две в поле, а там можно и на базу — начинать обработку.
Они замолчали. Невольно все посмотрели на запад, откуда очень медленно поднималась гигантская черно-лиловая завеса. Несколько мгновений стояла полная тишина. Казалось, никто не дышал. Оля уронила в яму почвенный нож, он звякнул и нарушил тишину.
— Ну и тучища, — прошептал Вася Суров, что будем делать?
В давящей тишине под мертвым светом застывшего солнца стремительно росла туча. Вот она заняла полнеба. За ней по степи бесшумно бежала мгла.
— Учтите, — спокойно говорил Олег Николаевич, — ветер будет очень сильный, скорее накрывайте машины брезентом, укрепляйте как следует палатки входом на восток.
Внизу, в недрах тучи, заполыхали молнии, хотя звук еще не доходил до нас. Но вот молчание нарушилось. Глухой грохот потряс землю. С запада повеяло холодом, налетел первый порыв ветра. Мгновенно стемнело.
Сквозь взвихренную пыль и песок я увидел, как Олег Николаевич схватил Олю за руку и побежал с ней к машине. Мы же вскочили в палатку, и в этот момент туча прорвалась ливнем. Молнии полыхали не переставая. Дождь бил по палатке. Палатку раскачивало, будто кто-то огромный и злой тряс ее и старался оторвать от земли. Поток дождевой воды прорвался под брезентовое днище и быстро нашел себе путь к выходу. Было неуютно, сыро и жутковато.
Кто-то предложил спеть. И мы сначала тихо, потом все громче запели наши любимые студенческие песни.
Так проходила гроза. Мы пели. И уже не было страшно. Сквозь щели палатки стал просачиваться бледный свет. Дождь слабел. По палатке уже стучали лишь отдельные капли. Я откинул брезент. Снова сияло солнце, отражаясь в тысячах луж. Будто и не было страшной черной грозы. Соседняя, «северная», палатка стояла на месте, но из нее никто не показывался. Мы забеспокоились — уж не попала ли в них молния? Разулись и пошли с Женей к соседям. И что же? Там шло настоящее пиршество. На ящике были разбросаны остатки еды.
— Так, так, — говорил Женя, потирая руки, — пока мы боролись с грозой, принимая на себя разряды молний, они тут предавались чревоугодию.
Смеясь и подшучивая друг над другом, все выползали из своих убежищ. Гроза уходила на восток.
Как приятно бродить по теплым лужам и наблюдать за ожившим миром низших растений: сухие комочки лишайников стали нежными, эластичными, как губка. Мох расправил листочки. Сухие черные корочки водоросли носток, похожие на пепел от сожженной бумаги, оказались вдруг зелеными, сочными и раз в пять крупнее. Они, вероятно, проявляли усиленную жизнедеятельность, наслаждаясь дождем.
Оля бродила в стороне, осторожно ступая босыми ногами и с улыбкой разглядывая новый мир.
Тучи ушли. Остались только теплые лужи с дрожащим в них золотым солнцем да влажная земля. «Северяне» собираются уезжать. Кажется, я первый раз не жалею об этом.
Если ехать с севера на юг по территории «наших» южных Черных земель, то далеко слева будет Волга, а далеко справа — Ергени. Эти загадочные Ергени будоражили наше воображение не меньше Женькиных Бэровских бугров. Ергени — своеобразнейшая возвышенность, протянувшаяся с севера на юг от излучины Волги под Волгоградом до долины реки Маныч. К западу возвышенность сполаживается и постепенно переходит в Задонскую степь.
После грозы стояли тихие жаркие дни. Снова все высохло. Горячее солнце подолгу висело в зените.
Умаявшись за день, поев каши с самодельными бараньими консервами, мы размечтались о душистом чае, о прохладном, чистом озере, в котором можно искупаться.
— И чтобы листва шелестела над головой… — мечтал Евгений.
— А потом помыться в ванне и растянуться на чистой постели, — добавила Оля.
— Зачем в ванне? Лучше в реке, — возразил Сергей.
Елена Сергеевна, задумчиво глядевшая в догорающий костер, медленно и даже несколько торжественно заговорила: