На суше и на море - 1963

Утек понимал — необходимо уходить, но он также понимал, что время для этого упущено. Он и его семья слишком долго промешкали и, съев почти всю меховую одежду, уже не могли выбраться из своей снежной лачуги, ставшей гробом для Игяки. И все же, зная это, Утек заявил жене: «Я пойду в Падлей один и скоро вернусь с едой». Гоумик мрачно посмотрела на него, но ничего не ответила. Она понимала, что ему не добраться до поста живым.

Тогда как для Утека было уже слишком поздно бежать, у Гало и его семьи еще было время. В то утро Гало поймал на озере небольшую рыбу. Семья поела, хотя никто не утолил голода. Было принято решение сниматься с места.

Тем временем Утек выполз из своей снежной лачуги и повернулся лицом на север. Ветер яростно набросился на него и хлестал до тех пор, пока, ослепленный, он не зашатался. И тогда Утек повернулся спиной к ветру и выбрал короткий путь. Он двинулся к дому Гало, рыдая, как только может рыдать мужчина, потерявший всякую надежду. Он вошел к Гало, обессиленный, опустошенный. Гало предложил Утеку хвост рыбы, и Утек с жадностью набросился на него. Затем он попросил кости рыбы для своей семьи. Ему дали их, но он продолжал сидеть, прислонившись к стене, и ждал, что ему скажет Гало. После длинной паузы Гало сказал: «Теперь ничего нет в этом лагере. Когда буря утихнет, я должен буду взять семью и пойти куда-нибудь, так как в озере нет рыбы. Если мы останемся, мы станем такими, как Игяка».

Так Гало порвал узы, которые связывали этих людей в течение их жизни. Он порвал их безжалостно, ибо у него не было выбора. Он не взглянул на Утека, когда выходил из дома, отправляясь снова на озеро.

Утек не протестовал, хотя ему и его семье был вынесен смертный приговор. У него уже не было сил передвигаться или удить или даже доставать из-под снежной корки ивовые прутья для костра. Все же он не протестовал. Он долго молча сидел, глядя, как Кикик чинит одежду ребят. Наконец он поднялся, странно улыбнулся Кикик и сказал: «Я сейчас отправляюсь в Падлей, но мне сначала нужно подстрелить куропатку ружьем Гало, чтобы мои дети могли есть, пока меня не будет». С этими словами он взял ружье и вышел.

Ему не нужно было далеко идти, и у него было достаточно сил для этого последнего путешествия. Возможно, он больше не чувствовал холода и боли в желудке. Гонимый бурей, он шел прямо к цели.

Невидимый, неслышимый, скрытый пеленой снега, поднятого ветром, он остановился позади сгорбившейся фигуры своего друга. Может быть, он стоял там бесконечно долго, зная, что он сделает, и все же не решался сделать это, пока ветер, задувавший в его ветхую парку, не предупредил, что он должен быстрее кончать.

И, действительно, это был конец. Конец не только жизни, которую вел Утек в течение многих лет, но он верил также, что это был конец бесконечной борьбы людей, которые называли себя игальмиутами.

Когда приходит такой конец, нехорошо уходить одному. Утек решил, что немногие оставшиеся в живых у Хеник-озера должны быть вместе до конца. Поэтому он поднял ружье и выстрелил в затылок Гало.

Ветер поглотил гром выстрела, как море поглощает камень. Утек безмолвно карабкался по склону к домику Гало. Он поставил ружье у входа в туннель, ведущий внутрь, и вполз в иглу.

Он пришел как посланник Немезиды, но он был так слаб, этот трагический эмиссар рока, что даже не мог поднять рук, пока Кикик последними оставшимися прутьями «заваривала» чашку теплой воды, чтобы дать ему согреться. Тепло оживило его и вернуло к мысли о печальном плане. Он попытался уговорить детей уйти из иглу, выдумав какой-то абсурдный предлог. Но когда стало ясно, что они не уйдут (и Кикик явно встревожена его странным поведением), ему не оставалось ничего, как повернуться и уйти самому. Он потерпел поражение, как это случалось не раз, когда было необходимо действовать. Он был мечтателем, а исполнитель теперь был уже мертв.

Утек нерешительно остановился у входа, очутившись снова во власти бури. Его мысли безнадежно перепутались. Он поднял ружье и бесцельно начал счищать с него снег. Прошло четверть часа, а он все еще стоял там, когда Кикик вылезла из иглу.

Кикик была встревожена. Ее беспокойство было вызвано странным поведением Утека, кроме того, ее возмутило то, что Утек взял ружье Гало и не возвратил его.

Когда она поднялась на ноги и заглянула Утеку в безумные глаза, ей вдруг стало страшно. «Отдай мне ружье», — поспешно сказала она. Утек не ответил. Его руки продолжали блуждать по ружью, счищая снег. Кикик сделала быстрый шаг вперед и схватила ружье. Но Утек не отпускал его. Они начали бороться в беснующейся вокруг вьюге. Вдруг Кикик поскользнулась и упала. Когда она поднялась, то увидела, как Утек поднимает ружье к плечу. Его движения были так мучительно медленны, что она успела броситься и отбить ствол в сторону. Пуля пролетела мимо.