В эти месяцы люди, которых так жестоко преследовали несчастья в течение двух десятилетий, встречали холодную зиму с отчаянием и с угасающей надеждой на какое-либо будущее. И именно в эти месяцы Кикик предприняла последнюю попытку, которая привела ее к тому апрельскому утру, когда человек громким голосом сказал ей непонятные слова: «Вы Кикик номер Е 1—472 с озера Хеник обвиняетесь в убийстве Утека… Что вы можете сказать по поводу этого обвинения?»
Когда осенью Хеник побелел от снега, на его берегу находились голодавшие люди, у которых было мало ружей и недоставало патронов, чтобы заготовить впрок оленины и избежать голода. Они ожидали длинные зимние месяцы с недобрым предчувствием, и все же боролись против того, что казалось предопределено самой судьбой. Мужчины время от времени преодолевали длинный путь в Падлей, где они обменивали меха на продукты. Но иссякали последние силы, не хватало времени на расстановку ловушек. В поселениях у озера они ловили рыбу днем и даже ночью, но рыбы было мало. С каждым месяцем становилось холоднее и темнее, усиливался голод. Кончился год. Январь не принес облегчения. Наступил февраль.
Во время длинной ночи 7 февраля задул сильный ветер, родившийся на полярном льду. Он прошел пятьсот миль равнинной тундры, чтобы сорвать податливый снег со скалистых утесов Хеник-озера и послать снежных дьяволов, закружить их в шаманьей пляске по льду. Гонимый ветром, снег хлестал темноту, как порыв песка, до тех пор, пока все живое не попряталось. Ничто не бежало, не ползло и не летело через гребни холмов, через замерзшие болота и безликие спрятанные озера.
И все же там была жизнь, невидимая из-за вьюги. На берегу узкого залива стояли две снежные хижины. Внутри них люди прислушивались к голосу ветра. На заре низкий рев его сменился высоким, тонким воем, который впивался в мозг, как игла в тело.
В меньшем из двух домов (он состоял из снежных стен, прикрытых сверху куском брезента) находилось пять человек. На ложе из утрамбованного снега лежало окоченевшее тело маленького Игяки. Два дня назад мороз и голод оборвали его жизнь, превратив в высохшую мумию.
Рядом с ним лежали сестры: Калак, родившаяся глухонемой в голодную зиму десять лет назад, и маленькая Куяк, которой было семь лет. Обе девочки лежали, обняв друг друга, укутанные единственной оставшейся оленьей полостью. Они были совсем голые, если не считать лохмотьев хлопчатобумажных сорочек. Не было больше одежды, чтобы прикрыть их, нечем было закрыть мертвого ребенка, лежавшего рядом, так как все шкуры были давно съедены, ведь и их принесли в жертву голоду.
Искривленная полиомиелитом, который наполовину парализовал ее ноги и правую руку, скорчилась над горсткой золы около снежного ложа мать детей — Гоумик. Очаг был холодным уже в течение трех дней. Мороз и тьма были почти полновластными хозяевами в этом жалком месте. Мужа Гоумик — Утека нельзя было рассмотреть. Он сидел у стены, уставившись широко открытыми глазами в темноту. Перед собой он видел смерть так же ясно, как другие люди могли видеть солнце.
Во втором доме, в сотне ярдов в стороне, жила женщина Кикик, ее муж — Гало и их пятеро детей. Хотя голод поставил свою печать на всех семерых, он не сумел взять никого из них, так как Гало был упорным. Почти единственный из игальмиутов, он никогда не поддавался полному отчаянию, никогда не оглядывался на прошлое и в то же время не стремился узнать, что ему готовит будущее. Он жил сегодняшним днем, жил с какой-то бешеной энергией, которая заставляла давать каждый день жизнь ему и его семье.
Двое друзей хорошо дополняли один другого. Слабый, невыносливый Утек был всего лишь посредственным охотником, который довольно часто полагался на помощь Гало, чтобы прокормить свою семью. Но зато Гало полагался на Утека, когда нужно было пошевелить мозгами. Они были в полном смысле слова олицетворением двух противоположных начал человека: один из которых стремится ограничить и смягчить враждебность судьбы с помощью оружия своего ума, второй — при помощи своих рук.
Вот это и были люди, которых нашел ветер. И они были одиноки в мире ветра в тот февральский день, одиноки в этом ужасном аду, который был создан не по их воле, а по воле людей, имевших хорошие намерения. Другие девять семей раньше увидели приближение рока и сделали отчаянную попытку избежать его, пытаясь добраться пешком до Падлея. До зари 8 февраля некоторые достигли этого убежища, но другие никогда уже его не увидят.
8 февраля только три семьи оставались у Хеник-озера. Одна из них уже снялась с места. Семьи Утека и Гало еще не присоединились к беженцам, но для них тоже настало время уходить или встретить верную смерть в поселении.