На суше и на море - 1963

Но скоро нам стало не до песен. Рано зачастили осенние дожди, земля превратилась в жижу, и мы ходили по колено в грязи, негде было обогреться и обсушиться. А что будет зимой со скотом? Мы давно уже должны были строить, но обещанные проекты не пришли, а начинать с времянок нам не хотелось. Времени оставалось в обрез, когда нас охватила еще одна тревога: поднялись грунтовые воды, а главный канал не был еще готов. Неужели все у нас снова заболотится? Мы уже больше ни о чем не думали, а только работали, работали до изнеможения. В конце октября закончили строительство канала и четырех больших курятников, которые мы могли строить без проекта. Наш немногочисленный скот теперь можно было разместить в двух курятниках, два других занять самим. Наконец-то у нас появилась прочная крыша над головой и сухая земля под ногами. Можно отоспаться и обогреться, не беда, что окон еще не было. Правда, не все из нас могли остаться, некоторые вынуждены были искать на зиму убежище у матерей. Кое-кто, впрочем, больше не вернулся.

Такими счастливыми и веселыми, как в день въезда в курятники, мы никогда еще не были. Мы выиграли, мы оказались сильнее трясины! Ах, как важна нам была эта уверенность! На новоселье мы сыграли две свадьбы. В 1950 год мы входили полные надежд».

Запомнился мне этот рассказ. И вот через десять лет я гость в Молодежной деревне.

Другого названия ей и до сего дня еще нет. Да и нет необходимости называть ее по-другому. Если б я не слышала рассказ молодой женщины, я бы никогда не подумала, что здесь, на этой обширной территории площадью около тысячи гектаров, когда-то была пустошь. Из темной огородной листвы выглядывают красные и ярко-желтые стручки перца, грациозно покачиваются над моей головой золотистые початки кукурузы, почти такой же высокой стеной стоит лен, низко стелются возле этого царства огурцы и томаты. А вот приковывают взгляд толстые, почти оранжевые тыквы или высокие скирды золотистой пшеничной соломы на сжатом поле. За серебристо-зелеными рядами тополей ветрозащитной полосы вытянулась белая деревня с современными хозяйственными постройками. А там я узнаю и большой скотный двор с широкими воротами. Он построен в форме креста, точно такой, каким он был задуман. Через открытые двери видна равнина с зеленью лугов и голубизной неба. Несколько сотен красно-пестрых коров лежали, жуя жвачку, в тени деревьев. Недалеко от них нежилась добрая тысяча откормленных уток. Видела я и те самые курятники, которые в первый год служили людям зимовищем. Но жертвы окупились сторицей. Подтверждение этому я нашла и в беседе с председателем кооператива Людовидом Туроном, небольшого роста, светло-русым мужчиной. От него я узнала, что в этом году собрано по тридцати одному центнеру пшеницы с гектара, примерно столько же овса. В первые годы, когда почва была еще довольно кислой, получали вдвое меньше. А все это результат больших усилий всех членов кооператива, и прежде всего коллективного ведения хозяйства. Не помешали ни засушливая весна, ни дождливое лето. Из-за дождей грунтовые воды поднялись очень высоко. Без черпалок и разветвленной системы каналов все бы затопило; в одиночку, как было раньше, никто бы не смог бороться с этим. Разумеется, сказалась коллективная система и в денежной оплате членов кооператива. В 1952 году на трудодень вышло по девять крон, а нынче по тридцать одной, не считая натуральной оплаты.

И вот в разгар таких замечательных успехов Турон покидает кооператив.

— Почему вы уезжаете и куда? — спрашиваю.

— Я ухожу не навсегда, — отвечает он, разглаживая бумаги на письменном столе. — Два года я проведу в сельскохозяйственном институте в Нитре, а потом вернусь и еще два года буду учиться заочно. Хочу подучиться. Можно, думаю, еще лучше использовать технику, еще лучше организовать дело, но для этого нужно много знать, Вся агротехника — это наука, которой нельзя пренебрегать ни для себя самого, ни для других, ни для республики.

Так рассуждал человек, который вместе со всеми разбивал первые грядки, прорывал первые каналы, строил дома. Как бухгалтер, он подводил первые итоги, а позднее предложил несколько немаловажных решений в укреплении развивающегося коллективного хозяйства. Путь развития деревни был негладок. Однако ныне в ней уже пятьдесят домов, восемьсот жителей, молодежное общежитие, десятилетняя школа, сельскохозяйственный техникум, свыше тысячи гектаров пахотной земли, имущество, оцениваемое в 23 миллиона крон. Но когда эти цифры будут напечатаны, они уже не будут соответствовать истине — ведь они растут с каждым годом.

Людовид Турон, как и многие другие члены кооператива, за прошедшие годы сдал в вечерней школе экзамены на аттестат. зрелости. А теперь вот на очереди институт. Когда я беседовала с ним, он как раз наводил порядок в своем письменном столе — «для преемника», как выразился он. Но пришла его жена и оторвала от этого занятия. Они хотели пройтись вместе вдоль каналов, где цвели белые лилии.