На суше и на море - 1963

Если же заплыть вдоль рифов, туда, где камни крупнее и помещения становятся все обширнее и напоминают больше городские площади, можно увидеть и совсем уж крупную рыбу: лобана или светлого горбыля. Но только я собирался разглядеть что-то похожее на этих рыб, меня обязательно подводили либо очки, либо зажим для носа. Из-за них я не мог, как ни чесались руки, взяться за трезубец. Он так и остался в чемодане.

Пришла пора подводить итоги, отпуск оканчивался. Кроме первого, более сурово поучительного, чем радостного, опыта у меня был единственный трофей ракушка хищного моллюска — рапаны с оранжевым перламутром внутри и коричневыми черточками и пупырышками снаружи. Бывают редкие рапаны — крупные, с блюдечко; еще реже — закрученные не справа налево, а слева направо. Моя раковина была самой обыкновенной правшой и совершенно невзрачной, размером с самую маленькую солонку. Но если говорить откровенно, она и сейчас мне милее всех остальных, добытых позже рапан, крупных и со всяческими редкими отклонениями от скучной нормы. Когда ее приложишь к уху, она шумит гораздо отчетливее и заманчивее других ракушек. Хотя всем известно, что никакого шума моря в ракушках на самом деле нет.

За крабами

Новая маска, которую я достал к следующему отпуску, буквально открыла мне глаза и развязала руки. Чувствую себя птицей, легко и свободно пролетающей над скалами, поросшими лесами, над ущельями и над равнинами, где песчаные ребрышки выстроились, как на гигантской стиральной доске, и на них играют зайчики — это от легкой ряби на поверхности моря и уловленного ею солнца. Я в Крыму, плаваю вдоль судакского песчаного пляжа. Глубина два-три метра. Поднимешь голову над водой — прямо напротив тебя вывеска «Шашлычная» и бетонная ограда набережной. Опустишь под воду =— под тобой, как пасущиеся козы, барабульки и в крохотных раковинках рачки-отшельники. Я, как птица, парю на самой границе этих двух миров, и солнце греет мне спину.

Пока же я ныряю на дно (всего два метра) и хватаю раковинку с рачком-отшельником, он прячется и затаивается. Его клешни устроены так, что правая, большая, чем левая, служит крышкой для раковины. Ушел рачок в дом и, словно дверью, закрыл вход клешней. Раковинка с лесной орех, а сам рачок не больше кузнечика, есть и совсем маленькие рачки — с муравья. Все они ползают в своих домиках по дну, хватают кого-то еще меньше себя. Барабульки по повадкам и расцветке похожи на речных пескарей, и рот у них усатый. Идут стайкой, ощупывают песок усиками и как бы раздувают его — кормятся. Подпускают барабульки вплотную и проявляют испуг только тогда, когда пытаешься их схватить, и то не уплывают далеко. Просто им некогда заниматься всякими ныряльщиками, лишь бы не трогали руками.

Если плыть вдоль берега судакской бухты на восток, участок песчаного дна становится уже. Он прерывается выходом глинистых сланцев и песчаников — это огромные плиты, торчащие из-под песка и обрывающиеся ступенями в глубину. На них поселились цистозира и другая водоросль — падина, по форме похожая на грибы лисички, только вороночки гораздо тоньше и бледно-лимонного цвета. Парю птицей над уходящими вглубь ступенями, заросшими кустами цистозиры, всюду по-прежнему играют солнечные зайчики. Что-то будет с моей легкого московского загара спиной?

Я уже знаю, что надо нырять к основанию тех последних ступеней, которые лежат на песке, образуя некоторый навес — карниз. Под карнизами чаще всего и происходят знакомства. Каменный окунь с коричневыми разводами на морде, с темными полосами поперек тела и большим голубым пятном посередине. Стоит в тени почти неподвижно: здравствуйте, очень приятно! Взлетаю к поверхности, набираю свежий воздух и опять на дно, пустяки — всего около трех метров. Заглядываю под карниз — пусто, а под следующий успею? Успеваю. Там коричневая головешка — целое полено. Как она странно обгорела. И зачем она здесь? Да это не полено, это такая скорпена — морской ерш. Ого! И взлетаю за воздухом. Спину щиплет уже не переставая. Часа два плаваю и все вверх спиной. Э, ничего не будет!

Вон между ступенями — ущелье. Нырну на дно, потом подберусь вдоль ступеней к ущелью и загляну в него самым осторожным образом, как бы нечаянно. Притворяясь обыкновенным купальщиком, даже такой неопытный охотник, как я, может достичь приличных результатов.

В этот раз я впервые сумел до конца выдержать роль незаинтересованного лица. Нырнул к основанию ступеней и, подвигаясь вдоль самой нижней, будто ненароком покосился в ущелье., Батюшки, три огромнейших лобана! Даже неудобно показывать руками, какие они были огромные, лучше скажу, что никогда больше я не видел таких крупных лобанов. Они спокойно пощипывали пушок водорослей с камней и плыли по ущелью мне навстречу. А я и не смотрел и смотрел, и делал вид, что не смотрю на них до тех пор, пока хватило воздуха. Сам же думал: ну, хватит знакомиться, нужно бежать за трезубцем. Вынырнул, еще раз нырнул и опять и не глядел и не мог наглядеться. В воде к тому же все кажется увеличенным в полтора раза. Ах, какие это были лобаны!