На суше и на море - 1964

В шесть утра нас сменили. Мы приняли более ста нагруженных сеток — около трехсот тонн мяса. Мы выдержали темп, заданный моряками китобазы. Багрин остался нами доволен.

Выйдя на палубу, я с радостным удивлением почувствовал, что еще никогда не был так жадно внимателен к «скучным» цифрам труда и не ощущал их так наглядно своими набухающими и начинающими побаливать мускулами, как в это новогоднее утро.

Лева Синицын, которого я встретил идущим на вахту, сказал:

— С крещением!.. Кстати, по данным бюро прогнозов нашего судна (он имел в виду барометр), сегодня ожидается шторм!

Я еще спал, когда разгулявшаяся непогода прервала грузовые операции и «Одесса», чтобы не зря болтаться в открытом океане, двинулась помогать китобойцам — разведывать китов.

И вот за бортом — ветер в девять баллов, словно сорвавшийся с тормозов. Мы быстро привыкаем к его грохоту и перестаем его замечать.

Океан в шторм, как утверждает Синицын, еще подростком работавший бетонщиком, — это стройплощадка царя Нептуна.

А ведь похоже! Все бессистемно разрыто, все в траншеях, буграх и ямах, все возникает на миг, рушится и вновь возводится бестолковым строителем. Не тот строительный материал! Пена шипит, как струи песка из пескоструйных аппаратов. Поле океана кажется накренившимся от горизонта к нам — будто вся водная махина заваливается, грозя перевернуться в тартарары!

Но в такую погоду мы быстро оказываемся как бы на оживленной морской трассе — стоит только нашему радисту сообщить, что киты обнаружены. Тогда издалека на нас надвигаются торчащие из водяных бугров мачты, и приземистые китобойные суда выходят на китовую трассу.

У китобойцев мученический вид. В шторм они кажутся медлительными и усталыми. Они натужно вздымают свои полубаки с наклоненными пушками, будто стараются разглядеть китов через пушки, как через подзорные трубы. Они от носа до трубы закрываются облаками брызг, но все же время от времени видишь за пушкой маленький силуэт гарпунера, а после удачного выстрела по переходному мостику на полубак бегут палубные матросы.

Что они делают — не видно. Однако не работать в шторм и смотреть, как другие, по крепкому выражению Синицына, «уродуются», — тоска. Это еще хуже, чем безделье на переходе!

Леве позавидуешь. Лева Синицын возвращается после вахт продрогший, но довольный, звенит эспандером, чтобы покрепче себя утомить перед сном и чтобы не снились женщины, заваливается на койку, задергивает занавеску и, засыпая, бормочет в ответ на наши вопросы: «Один кашалот… Два сегодня… Три кита!..»

Он и еще несколько моряков во время подвахт с биноклями в руках по очереди дежурят на верхнем мостике «Одессы». Конечно, нужен наметанный глаз, но и мы пригодимся.

— Идем? — предлагаю я Сережке Здору. — Лучше, чем киснуть до окончания шторма. Хватит подметать морозилку да протирать оборудование!

И мы идем к старпому. Нам тоже хочется искать китов!

А шторм продолжается неделю… потом вторую… Неизвестно, когда он кончится…

Евгений Иорданишвили

Рубин Богдыхана

^{Рассказ}

— Граждане, без четверти четыре, сейчас будем проветривать помещение.

Немногочисленные в этот день посетители библиотеки Академии наук, радуясь внеплановому перекуру, покидали читальный зал. Я не вышел и, нарушая правила, украдкой начал курить в форточку.

Вот уже вторую неделю не давала мне покоя эта старинная карта Памира. Она была необычайно правильна, намного лучше классических карт своего времени. И видно было, что делал ее не картограф и не путешественник, а просто хороший охотник или умный воин, проведший там, может быть, бóльшую часть своей тревожной жизни. Но дело было совсем не в карте. Мало ли их хранится в архивах картографического фонда одной из крупнейших научных библиотек мира. На обороте карты аккуратно тушью и, по-видимому, кисточкой был нарисован восьмиконечный православный крест и написано:

«Дай силы, господи, рабу твоему Степану дойти до места намеченного, помочь друзьям страждущим, испепелить гнездо змеиное. Лета от сотворения мира 7133-го»^[52].

Карта имела реестровый номер и приложенную к ней объяснительную записку: «Найдена оная 1894 года июня 17-го дня в языческом святилище Эли-Су, что в восточной части Памира, в 45 верстах от укрепления Пост Памирский, экспедицией Императорского Русского Географического Общества». И подпись: штабс-капитан Серебренников. А ниже приписка витиеватым департаментским почерком: «В свертке из пергамента вместе с оной обнаружен рубин чистой воды весом 118 карат, каковой был сдан в казну Его Императорского Величества».