На суше и на море - 1964

Начальник выходит из своей избушки на курьих ножках и охотно рассказывает, что еще год-полтора — и исчезнут под водой все эти древние живописные шлюзы и деревушки тоже, а возникнут новые моря: вот тут, к примеру, Череповецкое море. Проляжет новый канал — Волго-Балт, с большими современными шлюзами, гидроузлами и даже гидростанциями. Вот тогда широкой водной магистралью соединятся пять морей, и пойдут по ней настоящие суда, а не только эти — с мелкой осадкой. Оказывается, в Череповце пока еще грузы переваливают с озерных судов на другие, с меньшей осадкой, и двигаются они страшно медленно, так что по Мариинке провоз обходится дороже, чем по железной дороге.

— Но скоро этому всему конец, — говорит начальник. — Наш Волго-Балт — главный канал семилетки, комсомольская стройка, вот на Ковже увидите. — Он как-то по-мальчишески задирает нос, и нам становится ясно: он, как и та девушка в сапожках и бабка, ничуть не жалеет, что уйдет под воду эта прибрежная красота. — Вы, как матросы, учтите, тут вместо тридцати девяти малых шлюзов будет всего семь больших.

— Страшное дело! — радостно говорит Митя и хлопает меня по спине. Будто это и не он недавно клялся, что в первый и последний раз перегоняет суда.

За день мы так устали, что ночью никак не удается уснуть. Я поднимаюсь в рубку. Евгений Семенович на вахте, и я сообщаю ему все, что узнал про Волго-Балт. Капитан сейчас вроде бы отошел немного, подобрел, и мы оба любуемся извилистыми берегами. Ночное небо призрачно-белесое, и темная кромка леса, избы, островки, ходовые знаки — все отражается в глади реки, словно вырастает из ее черной глубины и живет своей сказочной жизнью.

— Здорово все-таки, что затопят это все, — говорит Евгений Семенович и потом, взглянув на мое расстроенное лицо, добавляет: — Нам же плавать нужно, а ты пока смотри на эту старину, запоминай… Только не забывай швартоваться.

Капитан все время посмеивается над моим туристическим любопытством. На Волге он иногда будил меня криком: «Боря, вставай, церковь!» А сейчас он начинает доказывать, что на Севере нет и никогда не было ни единого туриста. Но я все еще надеюсь доказать ему обратное: не может не быть туристов, раз такая красотища вокруг.

Назавтра мы снова шлюзуемся и шлюзуемся без конца, расходимся с плотами на поворотах узкой речушки, садимся на мель. Мы с Митей снова «уродуемся» на концах. Здесь когда много работы, то уже не «вкалывают», а «сражаются» или «уродуются». А мы, по Митиной классификации, даже «уродуемся как карлы».

Но успеваем смотреть по сторонам. Прошли Горицы. У пристани белеют стены женского монастыря шестнадцатого века, куда была сослана Ксения Годунова. Говорят, километрах в семи отсюда Кириллово-Белозерский монастырь. Вот бы где нужна стоянка. Но боюсь, капитану сейчас не до памятников старины.

За Белым озером начинается широкое устье Ковжи. Пряно пахнут луга, мимо плывут живописные села. Вон какое-то Конёво, настоящая северная Венеция, на худой конец северное Вилково. Избы выходят прямо к Ковже, у маленьких причалов бьются на приколе лодки. А возле многоквартирного дома особенно много лодок, по ним можно сосчитать число живущих здесь семей, как в Подмосковье по антеннам телевизоров. А вот «Красный уголок» с причалом и еще «Ларек», тоже с причалом. Для полноты сходства с Венецией от ларька отплывают с пением двое «гондольеров». Пешком тут, видно, вообще не ходят.

Говорят, что по берегам Ковжи еще сохранились тропки — бечевники, по которым брели бурлаки, тянувшие баржи.

Пока плавать по Ковже еще труднее, чем раньше, потому что всю ее взбаламутили и перерыли строители. По пути все чаще попадаются землечерпалки и длинные щупальца труб землесосов. Нам машут чумазые белозубые ребята в высоких резиновых сапогах. Я вспоминаю, что сказал начальник: комсомольская стройка. На Вытегре строителей еще больше. За знаменитым своей красотой Девятинским Перекопом, в древних Девятинах, где мы с капитаном искали почту, каждый встречный отвечал на наши расспросы: «Не знаем, не здешние, мы строители».

В Девятинах и дальше, в Анхимове, нам довелось увидеть деревянные церкви редкой красоты. Особенно хороша была многоглавая анхимовская, построенная без единого гвоздя.

— Вот это действительно стоит посмотреть, — сдался наконец капитан.

А вскоре после Анхимова показался новый большой шлюз, настоящий современный шлюз Волго-Балта, заменивший сразу пять тесных мариинских «деревяшек».

Когда мы пришвартовались, наконец, в Вытегре, наступила уже белая ночь; старинные лабазы отражались в тихой заводи, а в конце ее чернел деревянный первый шлюз Мариинки, оставленный для Вытегорского музея.

Евгений Семенович спустился с мостика, небритый, с покрасневшими глазами:

— Ну что, Боря, умаялись? — сказал он. — Так что вам сегодня с Аликом и Димкой, наверное, и про невест толковать не захочется? Как, и на танцы в Вытегре не пойдете? Ай-яй-яй, как нехорошо, ай, жестокая Мариинская система. Что, и правда на танцы не пойдете?