На суше и на море - 1964

Мы мрачно молчали, и капитан понял, что мы сегодня почти не воспринимаем шуток, но его собственного запаса юмора хватило еще надолго.

Пройдя по новому участку канала, наш рефрижератор вышел в Онежское озеро, и тут открылась широченная водная гладь, черная вблизи и синяя вдали, окаймленная лесистыми берегами, скалами, поросшими сосной — «славное великое Онего», «страшное Онего страховатое». Оно было великолепным и могучим, воистину великим, и о нем хотелось говорить какими-то особенными окающими северными словами, похожими на заклинание. Но плыть по нему и вправду было немного «страховато», потому что лоцмана мы в Вытегре не достали: они нынче на вес золота, а впереди из воды торчали какие-то каменные лбы.

В Повенец мы пришли в полночь. Повенец — у северо-восточного конца озера, словно конец чего-то знакомого и начало настоящего Севера, «Повенец всему свету конец». Пока вставали на якорь, солнце спряталось, но темнее не стало: по-прежнему льется отраженный, какой-то призрачный свет, и от этого все — и стройные силуэты судов, и ярко-зеленый домик диспетчерской, и камни, и лес, и створы — ясно отражается в воде. И опять никому не хочется ложиться спать, все высыпают на палубу и снова обсуждают, чем бы заняться. На берегу тоже как будто день. Ребята с «Ижоры» играют в волейбол, матрос с «Ломоносова» жалуется «кокше» на порядки в местном клубе водников. Стук мяча, доверительный говорок матроса и звонкий смех «кокши» далеко разносятся над водой…

С утра мы входим в первый шлюз Беломорско-Балтийского канала. Нам с Митей особенно достается на швартовке: тут девятнадцать шлюзов, но большинство из них двухкамерные, то есть по существу не один, а два шлюза. И подавать нужно сразу два конца: до водораздела — два на носу, после водораздела — два с кормы. Мы ворчим: к чему эти предосторожности. Хриплый радиоголос предупреждает о том, чтоб следили за швартовами — началось заполнение. И тут мы убеждаемся, что предосторожности были ненапрасными: здесь устаревшая система лобового заполнения шлюза; мощным потоком устремляется навстречу судну черная вода, того и гляди оборвет концы и воткнет судно кормой в шлюзовые ворота. Приходится то убирать слабину, то, наоборот, отпускать конец.

— Руки, ноги, Боря, береги, — говорит капитан в свой рупор.

Я знаю, что для капитана несчастный случай на судне — служебная неприятность, но все же приятна его заботливость. И мы с Митей стараемся быть осторожней: пригодятся еще и руки, и ноги.

— Быстро все же ББК устарел, — говорит лоцман. — Недавно еще писали — последнее слово техники. А теперь и заполнение не так делают, да и вообще не то. Вот с Апатита руду уже будут по Волго-Балту только возить, через Медгору (Медвежьегорск, значит), через Онежское озеро.

— Да что там, — говорит капитан. — Вон наши трехдечные «пассажиры» уже в шлюзах не помещались, приходилось привальник отпиливать, а то и солидолом его смазывать, чтоб проскользнуть.

Лоцман попался нам образованный, совсем молодой. Рассказывает про маленький и пестрый деревянный Повенец. О нем еще Пришвин писал, что там коровы гуляют по улицам. Но с постройкой канала городок ожил. А в войну плотина была взорвана, и первые семь шлюзов затопило. Поднялась девятиметровая волна и начисто смыла Повенец. Тот, что мы видели, отстроен заново.

Проходим сплошь покрытое островами и островочками Волозеро, потом каменный коридор в скалах, соединяющий его с Маткоозером. По обе стороны мрачноватый лес. На него можно смотреть без конца, но ступить под его своды не хочется.

— И правильно, — ехидно говорит Евгений Семенович, — туристов ты там не встретишь московских.

Мы с Митей все считаем пройденные шлюзы. А сколько их всего от Ростова до выхода в море нужно пройти? Кто говорит восемьдесят семь, кто больше. Ого, мы переглядываемся с Митей. «Не зря хлеб ели, Боречка», — говорит он.

Чем дальше на север, тем прекраснее, хотя и мрачнее, становится канал. Но характерными для пейзажа по-прежнему остаются три элемента, отмеченные Пришвиным в «Царе природы», — лес, вода и камень:

«Так бывало и скажет отец: — Лес, вода и камень!

А когда завидит Осудареву дорогу, если только руки свободны, непременно шапку снимет и скажет: „Что тут народу легло!“»

В шведскую войну Петр согнал на эту дорогу местных жителей, потом прошел тут посуху с войском и двумя фрегатами от самого Белого моря до Онежского озера, но след дороги кое-где исчез под водами канала.

Выгозеро встретило нас ощутимой бортовой качкой. Свинцовое небо совсем низко нависает над землей, волны бьют в берега островков, моросит дождь. Проходим десятый шлюз, прорубленный прямо в скалах, здесь уже Нижний Выг.