Тайга пробуждалась. На высоких гольцах занималась багряная зорька. По узкой тропе, цокая подковами, бодро шагали косматые лошади, сильные и выносливые. Впереди, плавно покачиваясь в седле, ехал Степан Леонов, рядом на сворке бежала собака. Еле заметной звериной тропой караван двигался к Шумакскому перевалу.
Лето вступало в свои права. Звенели горные ручьи. Чернели увалы, зеленела трава.
Степан Васильевич знал, что перевал скалист и труднодоступен. Всюду кручи и пропасти. Путь один — по лощине. На перевале голо, где не соберешь и вязанки хвороста, чтобы согреться. Это беспокоило Леонова. Что ждет отряд впереди?
Принесенные Доковым пробы показали золото, а сульфидное гнездо дало сто восемьдесят граммов на тонну. Степан Васильевич видел месторождение на геологической карте и на плане шлихового опробования.
С распадка начался подъем. Коней вели в поводу. Задыхаясь, взбирались на кручи. Еще тяжелее приходилось при спуске. С круч кони шли зигзагами, нащупывая копытами каждый выступ, осторожно подтягивали задние ноги, иногда прыгали короткими скачками через расщелины.
К вечеру у отвесной скалы разбили лагерь. Задымил костер. Поужинали наскоро.
Утром Степан Васильевич осмотрел лошадей, проверил подгонку вьюков. Развернув карту, он подозвал геологов Коршунова и Докова.
— Я предлагаю разделиться на две группы, — сказал Леонов. — Вы перевалите через этот отрог, спуститесь в лощину и там разобьете лагерь. Мы с Володей проверим заявку профессора Львова.
Оставив трех лошадей, отряд двинулся дальше.
Леонов ушел в маршрут. Разложив костер, Володя стал ждать геолога. Начальник вернулся к обеду, настроил полевую рацию. В эфир полетели позывные экспедиции, затем сообщение о проверке заявки на свинец.
Через полчаса Леонов широко шагал по тропе, а за ним двигались три вьючные лошади, подгоняемые Володей. Жарко пекло солнце. Цвела рябина, белела черемуха. Пахло свежей травой, багульником. Звериная тропа то исчезала, теряясь в зарослях, то снова появлялась. Порой открывался перевал с крутыми откосами и узкими падями. Хлюпало болото, лошади с трудом вытаскивали ноги из вязкой грязи.
Степан Васильевич спешился. Базыров едва поспевал за ним, удивляясь умению начальника находить проходы в буреломе и непроходимой чаще.
Лес остался позади, начались гольцы. Леонов тревожно глядел на собаку. Она шла вяло, часто хватала траву.
— Дружок перемену погоды чует, — сказал он Володе. Через несколько шагов Степан Васильевич остановился и стал рассматривать какие-то следы. Его лицо помрачнело.
— Изюбри спускаются с гор. А это очень плохо. Пурга будет.
На небе ослепительно сверкало июньское солнце, и Володе казалось, что начальник ошибается. Но вскоре налетел сильный ветер. Раскачивались деревья, посерела трава, полег камыш, умолкли птицы. Все притаилось, замерло. Солнце потускнело. Из-за вершины Шумана стремительно вынеслась черная грозовая туча, края которой, словно кошмы, опустились вниз и поползли, заполняя лощины. Сверкнула молния, оглушительно грянул гром, потрясая землю. Прорвался холодный с градом ливень.
Стало темно. Одежда вымокла и отяжелела. Дождь внезапно сменился снегом. Он сыпал все гуще и гуще, пушистые хлопья слепили глаза.
Ветер ломал деревья, заваливал проходы каменной осыпью. Ожили безмолвные осыпи, голодным волком завыли щели в скалах. Протяжно грохнул обвал. Ущелье мучительно застонало. Срывались камни и, разгоняясь, стремительно скакали вниз… Долго слышался отдаленный стук камней.
Резко похолодало. Люди и кони еле двигались. Стужа перехватывала дыхание, забиралась под шапку, в рукава. Степан Васильевич спотыкался, падал, с трудом поднимался и упорно карабкался на хребет.
— Дойти, надо успеть дойти! — кричал он Базырову.
На вершине отрога ветер валил с ног. Две лошади отказались идти. Они повернулись задом к ветру, опустились на колени, легли. Ничто не могло их стронуть с места.
— Володя! Бери собаку и иди к лагерю, осталось километра полтора… — прокричал Леонов, подавая ему поводок. — Смотри, не отпускай Дружка, замерзнешь!
— А вы, Степан Васильевич? — забеспокоился Володя.
— Не пропаду! Не впервые!
— Спирт достаньте — согреетесь!
— Спирт в пургу нельзя, хлебнешь — и конец… Ну в путь! Пошел!
Володю, коня и собаку поглотила ревущая тьма. Степан развьючил лошадей. Развязал мешки, достал несколько одеял и укрыл животных. Затем снес в кучу вьюки, вытоптал в снегу углубление, расстелил кошму и укрылся одеялом, прижимаясь к вздрагивающему боку коня.
В распадке гудела непогода. В такую ночь страшно сидеть даже вдвоем у костра. Еще страшнее быть одному, без огня, слушать разноголосый рев бури. Укрыться от ветра негде.
Степан спал чутко. Он почувствовал, что кто-то дохнул на его щеку, потом ткнулся в нее чем-то теплым и мокрым. Геолог вздрогнул и открыл глаза. Его лицо лизал шершавый язык.