На суше и на море - 1966

— Дружок! — испуганно закричал Леонов, узнав своего четвероногого спутника. — А где Володя? Неужели?.. — И Степан представил, как пурга заметает чернобрового скуластого юношу… Геолог быстро вскочил на ноги. Одежда стояла коробом. Как избитое, ныло все тело. Внутри, словно горящие угли, грудь резало острым ножом… Знобило.

«Вероятно, простудился», — думал Леонов, разминая занемевшие ноги. Пальцы не гнулись, обмороженные щеки ныли. Степан долго не мог завьючить поднявшихся лошадей. Первые шаги стоили больших усилий: ноги передвигались с трудом. По-прежнему бесилась и куролесила пурга. Над гольцами шумел ветер.

Спуск в долину оказался крутым. Нужно идти с большой осторожностью, чтобы не сорваться в пропасть. Хочется лечь, сжаться комком, закрыть глаза и отдохнуть… Но Степан, сжав зубы, продолжал спуск. Наконец он увидел палатки, бегущих к нему людей. Сердце стучало гулко, в глазах плыли круги. Леонов пошатнулся, но чьи-то руки поддержали его. Как во сне он видел радостные лица, слышал знакомые голоса. Кто-то старательно растирал его снегом и спиртом.

— Володя… Потерялся Володя Базыров… — твердил Леонов.

— Я здесь, Степан Васильевич, — послышался голос Володи.

…Леонов очнулся ночью. Встал, подошел к железной печке, подбросил дров. Он чувствовал слабость, но жар прошел. Приятно было сидеть у гудящей печки. За палаткой, переступая с ноги на ногу, кони жевали овес. Дружок, лежавший в углу, поднялся, потянулся, зевнул, потом подошел к хозяину, ласково завилял хвостом.

— Чуткий ты, Дружок, — сказал хозяин. — По тебе видно, солнечным завтрашний день будет.

…Дорога становилась все труднее. Все чаще путь преграждали каменные осыпи. Кони выбивались из сил. Они пятились, опасливо кося глазами на пропасть, где шумел горный ключ. Под ногами шуршали и щелкали камни. Леонов шагал рядом с лошадью, слегка подпирая вьюк плечом. Обильный пот выступил на лбу, заливал глаза, одежда липла к телу. На губах появился привкус соли, во рту стало горько. Хотелось пить. Степан остановился, осмотрелся. Высота не менее двух километров. Кругом высокогорная тундра с редкой порослью лиственниц и колючих кустарников.

А подъем все круче. В отвесных осыпях приходилось устраивать из жердей лестницы, рубить кустарник для настила. На себе геологи поднимали груз, а потом с большим трудом вели наверх лошадей. Препятствие за препятствием. Вот неприступные утесы преградили путь. Выхода нет. Повернуть назад нельзя, а впереди гранитная стена. Как поднять на нее лошадей, приборы, снаряжение?

Целый день искали проход. Единственная тропа пролегала по узкому карнизу у отвесных скал. Внизу голубой блестящей лентой извивалась река. Это самая трудная часть пути. Неосторожное движение, неверный шаг — полетишь в пропасть.

Леонов первым ступил на карниз. На длинном поводе он вел лошадь с радиостанцией. Она осторожно переставляла ноги, медленно шла за геологом.

Неожиданно из-за выступа скалы появился медведь. Увидев человека, он остановился. Боязливо посмотрел вниз, поднял морду, втянул ноздрями воздух и сердито фыркнул. Леонов много раз встречался с медведем. Обычно зверь уходил прочь, но на этот раз уступить тропу не захотел. Степан Васильевич медленно двинулся навстречу зверю, сжимая в руках нож. Медведь, сделав несколько шагов, остановился. Нос его нервно дергался.

«Можно было бы повернуть назад, — думал Леонов, — но зверь тогда непременно набросится». Зверь и человек сошлись совсем близко. Не выдержав взгляда человека, медведь рявкнул и встал на дыбы.

Геологи замерли, увидев рядом с Леоновым мохнатое чудовище. Тимофей Гордеев махом сорвал с плеч карабин. Резкий выстрел раздался сразу же вслед за ревом медведя. Раненый зверь рухнул в пропасть. Страшный рев, удесятеренный эхом, вспугнул лошадей. Серая кобылица, которую вел в поводу Леонов, метнулась в сторону… и вслед за медведем полетела в ущелье. Остальных коней геологи крепко взяли под уздцы. Лошади долго не могли успокоиться, мелко дрожали, боязливо топтались на месте.

Доков ласково успокоил, погладил буланого коня и потянул его за собой на карниз. Он не подгонял лошадь, а просто говорил ей какие-то ласковые слова. За буланым конем пошли и остальные. Внизу, в темном ущелье, гудел ветер. Долго шли по карнизу. Потом спустились к реке и разбили палатки. Базыров срубил сухостоину и развел жаркий костер. Повесил над ним два закопченных ведра.

С реки тянуло холодом. Усталые люди молчали, жались к огню. Подошел Леонов, спокойный, кряжистый. На широкой груди — бинокль, сбоку — полевая сумка. Отчего приуныли люди? Может быть, в их сердца поселилось сомнение в успехе дела? А это для геолога главная опасность.

Замкнулся в себе Петр Доков. Он лучше всех знает этот трудный и опасный путь, который проделал весной. Доков всегда молчалив. Но Анатолия Коршунова видеть грустным непривычно. Этот похожий на цыгана молодой геолог редко бывает скучным. Вот и сейчас он потянулся к своей подруге — гитаре, долго настраивал ее и задумчиво подбирал какой-то мотив.