На суше и на море - 1969

Далее приведено известное высказывание Максима Горького из письма С. Т. Григорьеву: «Нимало не удивлюсь, если вскорости открыто будет действительное и мощно действующее средство для продолжения жизни, хотя мечту многих о бессмертии — считаю глупой…»

Особое место в первой тетради занимает короткая поэтическая дискуссия: строки звенят, рифмы сверкают, как рапиры.

Сначала Вадим Шефтер: «Нас не обманешь божьим раем, бессмертья нет, мы это знаем…»

За ним Михаил Светлов: «Никакого нам не надо рая! Только надо, чтоб пришел тот век, где бы жил и рос, не умирая, благородных мыслей человек!..»

И конечно, миниатюра Леонида Мартынова: «Люди будут жить по полтораста, а быть может, и по двести — триста лет, но не вырастет такая каста, для которой вовсе смерти нет. Полтысячелетие — и баста! А быть может, это тоже бред — ограничивать пятисотлетьем? Ну, посмотрим, по вопросам этим создан будет Всеземной совет».

Последняя страница отведена чистой науке. Выписка из трудов академика П. А. Ребиндера: «Второй закон термодинамики требует смерти всего родившегося. Но он не устанавливает срока жизни. В нем отсутствует понятие времени, а это обычно упускают. Существо может жить практически безгранично, и это не будет нарушением второго закона». Потом две строки из польского сборника «Кибернетические вопросы процесса жизни». Вот они: «Для организмов характерно стремление возможно дольше прожить, выражающееся уравнением ».

Во всей рукописи нет указаний на то, кто ее автор. Может, вы по каким-нибудь косвенным данным догадаетесь? При всех условиях хочется знать, чего стоит находка…

О враче Гуфеланде и памятнике,

которого он удостоен

В старости Линней любил повторять, что он не вступает ни в какие дискуссии. «Лета мои, коих я достиг, мои занятия и характер запрещают мне поднимать перчатку, бросаемую противниками. Через их голову я обращаюсь к потомству!» — отвечал ученый на уколы и выпады явных недругов и скрытых недоброжелателей. Он не ошибся в ожиданиях. Потомство сохранило не только общие принципы систематики, разработанной первым инвентаризатором живой природы, но и многие придуманные им названия растительных и животных видов.

Однако мало кто из пользующихся его номенклатурой помнит, что великий швед совсем не был склонен к всепрощению, что он и сейчас подсмеивается над отравлявшими ему жизнь умными и неумными противниками.

Ядовитое растение, зарегистрированное как «бюффония», получило название в честь давнего Линнеева врага Жоржа Бюффона… Уродливая «плюкенетия» сохранила для будущего имя ботаника Плюкенета, высказывавшего по меньшей мере несообразные мнения насчет трудов Линнея.

Как видим, даже сухая и постная терминология биологов отмечена родимыми пятнами живой истории науки. Подобно топонимике, показавшей, что в названиях гор и урочищ, рек и городов живут отзвуки истории стран и народов, зоо- и фитонимика помогают обнаруживать в названиях растений и животных либо их происхождение, либо их приметы и свойства, либо даже отзвуки гремевших когда-то дискуссий, распрей школ, столкновений темпераментов, интересов…