На суше и на море. 1971. Выпуск 11

…Двенадцатая ночевка на льду. Все меньше лыж, подкладываемых под палатку, защищает нас от миллионолетних резервуаров холода. Иду в небольшую разведку вперед к морене посмотреть, не встретим ли с утра снова речек. Полоса тумана дрожит слева, грозя накатиться на ледник. На всякий случай беру по компасу обратный азимут. Одинокая палатка кажется особенно маленькой на фоне скал и снегов массива, с которого мы сегодня спустились. Медленно двигаются вокруг нее четыре точки, отвоевывая у природы кусочек жизненного пространства на ближайшие десять часов. Устали ребята. Обросли. Похудели. Последние дни особенно много воды на ледниках. К вечеру у всех совершенно мокрые ноги. Попытки сушить носки и обувь на себе безуспешны.

Весь следующий день наш неверный маяк — скалы Рогачева — ворота на плато Ломоносова. Медленно набираем высоту, столь легкомысленно сброшенную вчера. Ледник Петрова зажат двумя массивами с красивыми разноцветными выходами пород. Волны тумана то открывают их поочередно, то снова накатываются на нас. Сегодня особенно тяжело — тринадцатый день перехода. Закрытые трещины. Ведущий то и дело проваливается по бедра. Впереди в редкие минуты прояснения опять проглядывается что-то вроде системы пересекающихся трещин. Только этого не хватало. К счастью, опасения оказываются напрасными. После двух часовых зигзагов по снежным мостикам и перемычкам выходим на сравнительно ровный участок. При полном отсутствии видимости становимся на ночлег у порога плато Ломоносова. Мы должны пересечь его в южной части, где ширина снежной пустыни двадцать — двадцать пять километров. За ней наш последний противник — ледник Норденшельда. Сегодня в обед две банки сгущенки и по целой пригоршне мелких черных сухариков из последнего мешочка, Плотно прижавшись друг к другу, засыпаем под вьюжный вой ветра и шорох оседающих пластов снега в огромной трещине, на краю которой оказался наш лагерь.

…Верхняя граница тумана, осевшего на снежную равнину, где-то совсем рядом. Выше должно быть голубое небо с ослепительно ярким солнцем. Его лучи пронизывают слой взвешенной в воздухе изморози и, отражаясь от снега, буквально насыщают светом пространство. В сверкающем молоке теряется граница между снегом и туманом, между верхом и низом. Это еще не знаменитый шпицбергенский «пинг-понговый шар», когда человек не видит пальцев вытянутой руки, но все же мало с чем сравнимое зрительное ощущение. Приятно чувствовать себя свидетелем особой забавы природы, пока привычно тянешь или толкаешь нарты. Но вот пришло твое время вести по азимуту группу. Стрелка компаса указывает в белое ничто. Через две минуты начинает кружиться голова, заплетаются ноги. Странное чувство охватывает организм. Пропадает ощущение опоры. Любопытно и тревожно смотреть сейчас на ведущего со стороны. То и дело человек начинает странно покачиваться, движения его делаются неуверенными. Все чаще смотрит он на секундную стрелку, стремясь скорее вернуться к тяжелой лямке, где, исполняя свой долг, вполне достаточно смотреть на полозья нарт или на конец свисающей с груди веревки.

Проплывают мимо километры плато Ломоносова. Не-увиденные панорамы нунатаков^[15] навсегда уходят за горизонт. В слепящем тумане начинается медленное, но уверенное снижение плато. Спуск к Ис-фьорду. Легко и изящно бегут израненные нарты. Можно, наконец, сесть на них и сделать несколько эффективных кинокадров, пока тебя везут товарищи; Наст тверд. Наверное, ты очень красиво, плато Ломоносова! Извини, но у нас нет времени. И потом мы немножко устали и замерзли. Мы получили свою порцию снега, льда и ледяной воды. Двести километров осталось за спиной. Сейчас выходим на финишную прямую длиной километров в двадцать. Наверное, не очень она прямая.

Толще становится слой тумана над головой, а впереди уже проглядывается подножие крупной вершины. Это Террьер. Слепой переход окончен. Компас и карта вывели нас в верховья ледника Норденшельда, впереди первые его трещины, переходящие дальше в еще плохо просматриваемый ледопад. Немного поднялись серые облака и далеко впереди показалось темное пространство с еле заметными белыми точками. Ис-фьорд! Бухта Адольфа. Конец пути. В 17.30 через антенну, направленную прямо на Пирамиду, даем радиограмму: «Завтра днем заканчиваем маршрут бухте Адольфа, просим выслать катер». Даем для порядка, для очистки совести. Ясно, что двоим придется идти еще тридцать пять километров в обход фьорда, через болота и речки, за катером.

Сегодня прошли около двадцати пяти километров. Это, пожалуй, рекорд однодневного перехода. Но и устали особенно сильно. Ночлег организовали на ноздреватом льду ледника Норденшельда, недалеко от северной его морены. Засыпая, вспоминаем, что сегодня первое сентября, где-то дети вернулись из школы.

Подмокли спальные мешки. Капает в палатке со ската конденсирующаяся влага. Тяжел сон в последнюю ночь маршрута.