Находок было много. Все это лежало на поверхности, и ветер, который мы так проклинали по дороге, словно готовил стоянку к нашему приезду. Он сдул торфяную пыль, весь торф, поднятый машинами, обнажив нетронутый слой и все, что лежало на поверхности.
— А вот это подвеска, честное слово, костяная подвеска!
Таня радовалась, как Шурик. Маленькая овальная пластинка с дырочкой у края. Ну разве найдешь такую в песке дюн?!
— Вы будете сейчас копать? — суетился Шурик, подскакивая то к одному из нас, то к другому, хватая с земли черепки и кости. — А где вы будете копать? Вы привезли лопаты? А то я могу домой сбегать…
Картовые канавы разрезали черный прямоугольник на три части. Перед нами были уже готовые разрезы слоев, их надо было чуть-чуть «освежить» лопатой.
Я не ошибся: от культурного слоя осталась самая малость — сантиметров двенадцать — пятнадцать. Ниже лежал рыжий плотный торф из осоки и хвощей. Их стебли были сплюснуты, спрессованы, но сохранились хорошо. Слой не превышал пятидесяти сантиметров. Ниже начинались желто-голубые сапропели — озерный ил. Таким образом, поселение древних берендеев было не на открытой воде озера, а на болоте, по крайней мере спустя пятьсот лет после того, как озеро отсюда отступило.
— Это ничего не значит, — сказал Никита, когда я выразил опасение, что к моменту возникновения поселения все озеро могло уже превратиться в болото. — Ты заметил разрез на валовой канаве? Там сапропели идут гораздо выше, чем здесь. Значит, открытая вода была совсем рядом. Когда озеро зарастает, сапропели перестают откладываться — откладывается торф. Если бы не было так много снято торфа сверху, мы могли бы отыскать и тогдашний берег озера, и мостки, которые вели туда от поселения.
Он зачищает лопатой дальше и внезапно прямо в разрезе появляется длинная тонкая свая, уходящая нижним концом в сапропели. Свая чуть меньше метра длиной. Она совсем целая, и, если бы не мягкость дерева, можно подумать, что ее только недавно вбили.
Пока я фотографирую слои и сваю, под лопатой Хотинского показалась еще одна, в полуметре от первой.
— Ель. И эта тоже еловая, — говорит Хотинский, растирая в пальцах кусочки коры.
— Ты посмотри, она даже затесана! — удивляется Олег, очищая дерево от прилипшей грязи.
— Они все острые! Они все затесаны! Я знаю, я видел! — Шурик уже тут как тут, и Сергей цыкает на него, чтобы он поменьше прыгал и вмешивался в разговор.
Сваи заточены, как карандаши. Узкие длинные затесы перебивают и накладываются друг на друга. Они не плоские, а желобком. Помедлив, Сергей идет к собранной им куче и возвращается с каменным брусочком в руке.
— Похоже?
Это тесло — топор с поперечным желобчатым лезвием. «Тесать» — работать теслом. Обычным топором дерево рубят и раскалывают, а обтесывали раньше всегда теслами. И ширина лезвия как раз подходит к желобкам. Может быть, этим самым теслом и затачивали наши сваи?
Олег побежал к машине за полиэтиленовой пленкой.
Сваи надо скорее завернуть, плотно, крепко, чтобы не разломались и не высохли. Потом, если их не держать в воде, дерево все равно рассохнется, растрескается, превратится в груду щепочек. Вряд ли даже реставраторы смогут его пропитать так, чтобы свая сохранила свою теперешнюю форму. В конце концов кроме фотографий можно сделать гипсовые муляжи. А эти сваи нам нужны для другого дела. Они позволят точно определить дату стоянки.
— По радиоуглероду? — догадывается Таня.
— Конечно! Давай только возьмем дерева побольше, — советует Никита. — Чтобы на два образца хватило…
Радиоактивны не только минералы, но практически все, в том числе и живые организмы, и растения. Там, где нет искусственной радиоактивности и радиоактивных месторождений, виновником этого явления оказывается один из изотопов углерода — радиоактивный углерод с атомным весом 14. Атом этого углерода отличается от двух других, нерадиоактивных изотопов тем, что у него не шесть или семь нейтронов, а восемь.
Образуется этот углерод в верхних слоях атмосферы из обычных атомов углерода под действием космических лучей. Затем он быстро окисляется, превращается в углекислоту, только радиоактивную, вместе с обычной углекислотой усваивается живыми организмами и накапливается в определенной пропорции до момента смерти животного или растения.
Это очень важно, что со смертью организма прекращается накопление и начинается распад радиоактивного углерода, в то время как обычный углерод остается в той же пропорции, что и раньше.
Зная скорость распада углерода с атомным весом 14, несложно подсчитать его количество в любом образце древесины, торфа или угля. И, сравнивая полученные данные с первоначальным его количеством в момент гибели организма, можно установить, сколько прошло времени от этого момента до времени анализа. Если это дерево — то как давно его срубили. Если торф или известняк — когда он начал откладываться. Если уголь — когда был сожжен.
Пыльцевые диаграммы помогут установить период жизни поселения, климатические и природные условия. Радиоуглеродный анализ даст точную дату в абсолютных цифрах от наших дней…