На суше и на море - 1972

А «Обь» тем временем оставила далеко позади Балтику, вышла проливами в Северное море, и вот уже близок знаменитый Ла-Манш, где так много встречных кораблей под самыми различными флагами. Вблизи Англии прошли ночью. Зато французские скалистые берега полуострова Контактен видны были хорошо.

Днем на палубе многолюдно. На баке уже который час маячит худощавая фигура плывущего с нами чехословацкого ученого. Я направляюсь к нему. Он фотографирует телеобъективом берега Франции. Мы улыбаемся друг другу.

— Хорошо как, — говорю я.

— О да, — отвечает он мне.

— Здорово все это, — я обвожу рукой горизонт.

— Париж там, — говорит он. — Ты был Париже?

— Нет, — отвечаю я.

— Почему что ты не был Париже? Я был Париже. — Он говорит, с трудом подбирая слова.

— Меня зовут Володя, — говорю я.

— Я Езеф, — отвечает он. — Но дома я Пэпик. Зови меня Пэпик.

— Пэпик, — повторяю я…

Дурная слава Бискайского залива оправдалась и на сей раз. Большинство участников экспедиции лежит, растянувшись на своих койках. Волна бьет в правый борт, словно отвешивает кораблю здоровые оплеухи. «Обь» переваливается с боку на бок. В твиндеке отлично чувствуются удары волн. Каюты находятся как раз над ватерлинией. Нас отделяет от воды только металлическая обшивка.

— Это еще не волна, — реагирует геолог Миша на очередной, особенно звучный удар. Мише нет еще тридцати, хотя выглядит он ветераном. Вес Миши свыше ста килограммов. Родом он с Кубани, говорит мягким, низким басом. В Антарктику плывет впервые.

— На корабле, как ни ешь, не поправишься. Организм не отдыхает — шаткая основа под ногами. Вестибулярный аппарат — того, — объясняет Миша.

— Откуда ты знаешь? — удивляюсь я.

— Теорию надо изучать, — добродушно ухмыляется он.

Чтобы скорее привыкнуть к качке, ведь в каждом рейсе к ней надо приспосабливаться заново, я стараюсь чаще вылезать на палубу. Хватаясь за шершавые поручни с выступившими на металле кристаллами соли, взбираюсь на верхний мостик. Сюда не долетают брызги. На горизонте по левому борту в разрывах облаков вижу мрачные берега Пиренейского полуострова…

На траверсе Гибралтара над кораблем покружил английский военный аэроплан. Очевидно, его внимание привлекли стоящие у нас на палубе самолеты полярной авиации…

Теперь у нас под боком Африка, хотя ее пока не видно. Погода улучшилась, ветер спал, только зыбь еще продолжает раскачивать корабль. Теплеет. Иногда на пути встречаются маленькие рыболовецкие суда. Попадаются и большие грузовые пароходы, тогда на палубу высыпают любопытные. Еще бы, встречи в океане — всегда событие.

А большую часть времени корабль окружает пустынный однообразный океан. Но так кажется только на первый взгляд. Стоит подольше постоять на палубе, можно увидеть много интересного. То к борту судна подойдет акула, которую всегда узнаешь по хищной бульдожьей голове с низко расположенным, непомерно широким разрезом рта, то вдали запестреют всплески дельфинов. Можно долго наблюдать полет птиц за кормой, а по вечерам смотреть, как солнечный шар окунается в воду, и ожидать, не сверкнет ли в последнее мгновение зеленый луч, который мне еще ни разу не посчастливилось увидеть. Изредка из воды выскакивают летучие рыбки и скользят, как сиреневые стрекозы, над самой водой. Некоторые пролетают десятки метров, меняя в воздухе направление полета. Они бросаются врассыпную от стального корпуса «Оби», спасаясь от корабля, как от хищной рыбы. Тем не менее ночью одна из летучих рыбок залетела на борт. Я нашел ее уже бездыханной. «Крылья» рыбки — топкие прозрачные плавники, складывающиеся вдоль тела.

Когда в темноте выходишь на корму, долго не можешь оторваться от удивительного зрелища. Вода вблизи корабля фосфоресцирует. Вдоль бортов то тут, то там вспыхивают белые огоньки наподобие наших светлячков и мгновенно гаснут. За кормой, возбужденные вращением винта, загораются гигантские светляки размером с медузу.

Задули устойчивые северо-восточные ветры. Это пассаты. Они доносят до корабля дыхание африканских пустынь. Небо на горизонте стало белесым от пыли. Закаты и восходы — мутно-красными. Ветер заносит на корабль каких-то мушек, жуков и даже стрекоз. Маленькая птичка, похожая на воробья, отдыхает от перелета на палубе. На нее смотрят издали, чтобы не потревожить.

Внизу, в твиндечпых помещениях, нарастает глухая беспробудная духота. Спать там становится почти невозможно. Жители твиндека выползают с матрацами на палубу и мгновенно расселяются по всему кораблю. Летчики устраиваются под своими самолетами. На палубе у нас стоит один ИЛ-14 и два АН-6.

Нашлись, как всегда, и отдельные стоики, сроднившиеся с твиндеком и не пожелавшие переселиться на палубу. Миша остался внизу. Он спит, укрываясь с головой.

— Задохнешься, — предупреждаю я.

Он в ответ посмеивается:

— Будь спокоен. Я, брат, занимался тяжелой атлетикой. Перед соревнованиями в парилке часами вес сбрасывал. Мне никакая духота не страшна.