На суше и на море - 1977

А то среди добрых ельников ляжет мшарина-суболоть на сфагновом торфе. Растет на ней древний, но мелкий, убогий сосняк, а на мху подбел, багульник. Иная мшарина богата брусникой, голубикой, по краю черникой, а по прогалам клюквой; встретишь здесь и чудо-ягоду — морошку. Есть в шаренгских ельниках и так называемая согра — ни суша, ни болото — ель да черная ольха на кочках. Меж кочек ржавая вода, топкая грязь. Идти согрой, по кувыркающимся кочкам, вязнуть в жиже — хуже не придумаешь. К счастью, на Шаренге согры мало. А вот бурелома, валежа, всякого лесного хлама — пропасть. На то и тайга!

Глядя на этот «отпад», Нилов не раз думал: «Пора рубить, пока не сгинули зря эти леса! Такое захламление! Только и жди пожара!»

Много лесов повидал на своем веку Василий Павлович, любил их, но это не мешало многоопытному лесовику разрабатывать планы рубки самых прекрасных лесов. И, подсчитывая будущие лесоматериалы — бревна, шпалы, баланс, подтоварник и прочее, он не знал горечи из-за сводки леса, великолепного живого существа; чего страдать, если добрый лес рубится для великих строек, к тому же планы больших рубок касаются тайги большею частью перестойной? Если ее не рубить, деревья будут падать и гнить зря. И плохо ли, что древний лес сменится молодым?

У начальника экспедиции разъездов много — к таксаторам, к дорожникам. Все они по месяцу и больше безвыездно в лесу за двадцать — тридцать километров от деревень, а то и за полета. Бывает, проберешься по притокам Шаренги на легкой лодке-осиновке. Но редко удаются станы на речках, больше-то на ручьях. Ну и посещает начальник свой народ пешком, редко верхом. Ни дорог, ни троп! В район (банк, леспромхоз) дорога кое-как годна для мотоцикла. Но капризен этот зверь, да и езда в район раз в месяц. Нет!.. Взял Нилов в леспромхозе лошадь на лето и осень.

Дел у начальника экспедиции хватает, но делу время — потехе час. И этот час отдавал он паре гончих, которых таскал с собой во все экспедиции. Охотник он был настоящий, ну и гончие были замечательные.

Лишь в нижнем течении Шаренги есть деревни, а выше, в центре работ экспедиции, только хутора по реке. Нилов жил на хуторе Кобыльем. Стоял там всего один двор. Этот хутор вместе с тремя кужминскими составлял сенокосную бригаду Ильинского колхоза. Хозяин не вернулся с войны. Вдова Ксения Вениаминовна вырастила двоих ребят. Светловолосый, голубоглазый Веня стал уже пятнадцатилетним длинноногим, худощавым подростком, а Лиза — тоже синеглазая, тоненькая и быстрая — лишь немного отстала от брата ростом и годами. Оба учились в десятилетке в селе Ильинском и зимой жили в интернате.

Не только сам Нилов, но и серая кобыла Метель и гончие Гобой и Лютня нашли здесь добрую заботу. Лошадь хозяйка на день прятала в хлев от паутов (оводов). Гончие жили в сарае.

Веня нравился Нилову и тем, что был умельцем по дому, и тем, что мечтал стать летчиком, а еще хотел сделаться охотником-медвежатником, как отец.

Мужики на хуторах по Шаренге (больше старики да юнцы) охотничали — добывали пушнину с кое-какими собаками вроде лаек. Били и лосей. Лицензий на лосей в тех местах еще не было. Хоть бы сроки охотники не забывали!

Приходили глядеть гончих Нилова. С Кужмы явился Иван Устиныч Ястребков. Был он невысок, но широк в кости; борода седоватая, нос мясистый, глаза — не сразу поймешь, что серые, — так глубоко сидят.

— На большого гожи, — заявил Ястребков. — Спробуем, Василь Палыч! Коль пойдут на лося настояще, стукнем едину скотинку. Когда пойдем?

Нилов, конечно, отказался:

— Не пойду я на преступление, Иван Устиныч! Притом, убить лося — порча гончих. Так и будут вязаться за копытом.

— Преступление! — усмехнулся Ястребков. — Подумаешь, велик грех одного лосишку убить, хотя и летом, — вон их сколько!

Еле отбился Нилов. А дня через три посетил его первый охотник округи Дмитрий Лаврентьевич Тихменев. Он был дипломатичен, вежлив.

— Здравствуйте, товарищ инженер! — И снял с головы солдатскую пилотку.

Она шла ему — крупному, широкому, бодрому старику с белоснежной бородой, в волнах которой пылали красные губы. Нос тонкий, прямой, глаза быстрые, карие; в темных волосах — ни сединки.

— Собачек бы поглядеть! — сказал богатырь. — Об их по хуторам речи, что лес гудёт. Забавно зайцей гонять, да они у нас потерялися. И лиса в редкости. Вы Ваньку Ястребкова дельно ругали. Нешто мысленно за охотой ходить в самый-то сенокос? Накоси — тогда и с богом! И зверь осенний жирней. А тут еще вишь как засинело. С покосом торопит! — пояснил он.

Июль стоял жаркий, сухой, даже мошки и комара почти не стало. Синь в воздухе, запах гари! Нилов и сам тревожился: пожар недалеко!

— Баски собаки! — заключил охотник, любуясь гончими. — Сильно баски! А чтобы большого не погнали, быть того не может!

2

Изредка Нилов водил гончих в ближний лиственный лес — промяться. Лихие гонцы — полазистые, добычливые — носились по лесу, не находя зверя.