На суше и на море - 1984

Идем по главной набережной Пирея, где бесконечный ряд сувенирных лавок и магазинов. На витринах и полках — скульптуры античных богов, героев, философов из мрамора, бронзы и керамики. Рядами стоят изображения священной афинской совы из камня или металла с блестящими цветными глазами. Тут же уменьшенные копии древних сосудов с черными фигурками людей на оранжевом фоне. На каждой музейный ярлык, подтверждающий соответствие копии оригиналу. Цены плавающие, и если вы сомневаетесь, покупать или нет, то хозяева предлагают их снизить. Особое внимание они проявляют к Дедову. Вот, взяв с полки какую-то вазу. он смотрит на нее из-под очков и, оборотясь к стоящему наготове хозяину, показывает половину написанной на этикетке цены. Хозяин вздрагивает от уважения. Еще бы! Пожилой господин с телохранителями знает цену деньгам. Нет, он не просто богат, а скорее очень богат. Конечно, небольшой убыток, но зато честь. Может быть, завтра он купит всю улицу местных лавок. Итак, Дедов получает сдачу и не спеша просматривает ее. Я кашляю. Время напомнить. что часть моей валюты он получил на себя, так как не было разменных денег. Напоминаю в форме вопроса: дескать, я уже забыл об этом, хочу проверить. Дедов уничижительно смотрит на меня и бросает: «Ваши деньги будут целы. Не волнуйтесь». Затем неторопливо закладывает их в глубокий карман своего портмоне.

Выходим на вечернюю набережную. Струятся красные и белые нити автомобильных огней. Затененный листвой сквер, а перед ним памятник Периклу и большой, голубовато подсвеченный снизу фонтан. На аллеях белеют пустые скамейки. Отдохнув на одной из них. Дедов испытывает прилив великодушия. Он возвращает деньги. но требует: «Пять драхм сдачи!» Так, потерей заботливо отобранной мной новенькой монеты с Аристотелем, закончился день.

Утром мы с Сережей решаем ехать в Афинский археологический музей. Дедов присоединиться к нам не хочет, и мы идем на берег раздельно. Ворота из порта в город. Дедов, естественно, проходит без препятствий, как и сопровождающий его Леша. Мы движемся рядом, но между нами легла незримая тень отчуждения. Дремлющий усатый стражник у ворот чует, что мы вне протекции Дедова, и проявляет неожиданную бдительность: «Стоп! Почему два аппарата? На таможенный контроль!» — показывает рукой куда-то вдаль. Объясняю: цветная и черно-белая пленка. Объяснений греческие стражники не любят. Следы сонливости окончательно исчезают с усатого лица. Голос крепнет: «На контроль!» Проснувшуюся энергию нужно куда-то излить, и стражник посылает вслед за нами на контроль еще человек десять, не имеющих уже никаких аппаратов и даже пустых сумок. На это пробудившаяся энергия расходуется, и он тут же впадает в благодушную апатию. Следующая вереница моряков беспрепятственно выходит в город с аппаратами и сумками.

«Что за таможенный контроль? — тревожусь я. — Не вышло бы долгой мороки». Вот новые ворота. Рядом домик контроля. Б воротах застыл усач я фуражке. Молча минуем его и выходим в город. Оглядываемся: вся вереница посланных «на контроль» беспрепятственно проходит следом за нами.

Пирей и Афины — на одной линии метро. Билеты на метро в виде полоски каким-то образом намагниченной бумаги. Стрелка указывает, каким концом вставлять в турникет. Вставил — щелчок, турникет поворачивается. Билет требуется сохранять, без него из метро не выпустят. Тут часто возникают недоразумения с иностранцами. Один моряк мне рассказывал, что свой билет он выбросил и его не хотели выпускать из метро. Спокойно выйти из метро, сохранив на намять билет, удалось только Дедову, да и то один раз.

Вагончик метро просторный, из темного дерева. Стеклянные поперечные перегородки, плетеные сиденья под старину. Дорога почти сплошь идет на поверхности. Солнце. Разглядываю пассажиров. Шляпы, жилеты, галстуки. Девушки в джинсах и юбках. Характерны небольшие подбородки, мягкой формы носы, темные волосы, матовая кожа. На выходе пытаюсь сохранить билет на память, говорю: «Сувенир». Бдительный страж отрицательно трясет головой и отбирает билет.

Круглая главная площадь Афин — Омония. В центре широкий газон. Табличка с указателем «Музей» смотрит неопределенно между часто вливающимися улицами. Идем. Город чист, приятен, но здания почти сплошь современные: четыре века турецкого владычества оставили пробел в архитектуре. Понимаем, что идем не туда. Хочу спросить дорогу у регулировщика, соображаю, как обратиться. «Пардон, мсье, у э музео?» Лицо регулировщика светлеет в улыбке: «мсье» ему понравилось. «Говорите ли вы по-английски?» Это для меня самый благоприятный поворот общения. Я избавляюсь от французского и обретаю достойный вид полиглота. Выясняется, что мы идем в противоположную сторону. Сворачиваем на улицу, в витринах которой невероятное количество туалетных аксессуаров.

_{Вид на Афины с Акрополем}